Похитители красоты

Фердинанд не переставал ошеломлять меня, и я не знала, как его благодарить за то, что он дал мне зайти так далеко. Он открыл во мне нечто, о чем я прежде не подозревала: иной раз в его объятиях блаженство было таким нестерпимо острым, что я впадала в какой-то транс, содрогалась от смеха и плача, прижимаясь к нему, как будто достигла земли обетованной. Он делал со мной все, что хотел. Например, мы шли в грязную гостиницу, куда проститутки водят клиентов; он швырял меня, увешанную побрякушками, звенящими браслетами, на заплеванный пол, где валялись окурки и упаковки от презервативов, и там, под хохот шлюх и пьяные выкрики, мы овладевали друг другом; омерзительная обстановка и уверенность, что за нами подсматривают завсегдатаи, стократ усиливала наслаждение. Он пылко целовал мои ухоженные руки, накрашенные ногти, которые царапали его кожу, оставляли на ней глубокие раны. Он заклинал меня терзать его, мучить, благословлял эти раны как свидетельство нашей страсти, нашего неистовства. Однажды он разделил меня с молоденькой проституткой, двадцатилетней марокканкой, которая оказалась родом из тех же краев, что и моя бабушка со стороны отца. От такого совпадения мне стало не по себе. Впервые я поцеловала женщину в губы, а потом она целовала меня между ног. Не скажу, чтобы было неприятно, но больше я не захотела, по крайней мере в таких условиях. Любовь «на паях», как говорит одна моя подруга, — это не для меня. Когда я смотрела, как Фердинанд на диво старательно сосет эту красотку, меня чуть не вырвало. Он жил в постоянном поиске новых эротических открытий, ни одного случая в жизни не упустил. По его несколько старомодному выражению, он отрицал любовь, эту буржуазную комедию. Говорил: дай мне несколько месяцев, и я научу тебя, как изжить ревность и собственнические инстинкты. Но я оказалась неважной ученицей, допотопные предрассудки крепко сидели во мне. Еще он часто добавлял: ты для мужчины — просто находка. Наконец-то я встретил женщину, которая никогда не потребует сделать ей ребенка. Твое бесплодие — дар Божий. С Фердинандом было раздолье плоти, зато сердце и душу он держал на голодном пайке.