Похитители красоты

Я нащупал у себя в кармане швейцарские банкноты – успел стянуть несколько у Элен, – ощутил пальцами их хрусткую плотность, прямо-таки осязаемое богатство. Я всегда чувствую себя увереннее, имея при себе крупные купюры. Но нашему бегству они помочь никак не могли. Да я первому, кто вывел бы нас отсюда, все бы отдал. Я вздрагивал от каждого скрипа или шороха, таившего в себе возможную опасность. Мне было страшно; вдруг из чаши выскочит лисица, или кабаны, или стая одичавших собак, которые пришли в леса на смену волкам, и не дай Бог с ними повстречаться.

Идти было трудно, у меня ныла левая нога, и я прихрамывал. На дороге не было никаких следов шин или гусениц – дурной знак. Ботинки глубоко вязли в свежевыпавшем снегу. Ремни сумки врезались мне в плечо – нес ее, разумеется, я. Я дышал в воротник, пытаясь согреть подбородок, утирал катившиеся из глаз слезы. По обеим сторонам шоссе снежное одеяло вздымалось волнами, опускалось в низинки; ни за что на свете я не рискнул бы ступить на него, страшно было провалиться с головой. Элен не шла, а летела, можно было подумать, что она спасается от смертельной опасности, и мне стоило больших усилий не отставать. Появись на дороге хоть одна машина, мы остановили бы ее, пусть даже пришлось бы для этого броситься под колеса Деревня С. – несколько десятков домиков – показалась вдали, как раз когда ночная темень начала рассеиваться. Ни одна труба не дымилась, нигде из-за закрытых ставней не пробивался свет. Дома были заперты на замки и засовы. Огромные сосульки свисали с крыш, настоящие гарпуны, только подойди – зашибут насмерть Корка льда на фасадах походила на затвердевшую слизь, и сквозь нее отчетливо просвечивали все швы каменной кладки. Тишина давила, и, хоть в воздухе пахло молоком и навозом, ни единой живой души не было поблизости.

Возможно, все жители куда-то уехали. Во дворах я не заметил ни велосипедов, ни мотоциклов, ни машин. Мы звали, сложив руки рупором, и мне вспомнилось, как я двумя днями раньше так же кричал до изнеможения у дома Стейнеров. Осунувшаяся Элен с тревогой озиралась вокруг.

– Пойдем, я не хочу здесь оставаться, не нравится мне все это.

Почти бегом она двинулась дальше. Когда мы вышли из деревни, было уже светло, и перспектива перед нами открылась самая мрачная. Ледяные тиски убили все живое, я не знаю ничего более гнетущего, чем горный пейзаж на рассвете в это время года. Небо расплющилось о землю, утонуло в свету, белизна стерла все краски, и невозможно было представить, глядя на этот снежный панцирь, что здесь когда-то была трава, зеленые побеги, ручьи. И повсюду только лес, бескрайний, непроходимый: не стройные, как колоннада в готическом соборе, ряды стволов, а толпа великанов, теснящихся по обеим сторонам дороги, наступающих, готовых заполонить всякое пустое пространство, – словно вернулись те далекие времена, когда Европа была покрыта дебрями и кишела диким зверьем. Чуть слышный гул поднимался от крон, нарастая, мощно вибрируя. Глупо, но каждое дерево казалось мне воплощением Стейнера, и я воображал, как все они дружно хлещут нас ветвями в наказание. Мы брели не зная куда под ногами у этих мастодонтов, а кроны их тонули в тумане. Ненавижу ели, ненавижу этих безмолвных стражей горных вершин.

Внезапно Элен рухнула на кочку у обочины дороги. Силы покинули ее, и она расплакалась, второй раз за неполные сутки. Я обнял ее, попытался поднять

– Мне так страшно, Бенжамен, так страшно.

Элен и вправду боялась – это она-то, которой все было нипочем. Мне стало жутко. Я увещевал ее, как мог: мы ведь во Франции, не такой уж большой стране, с умеренным климатом, в районе оживленного движения, которое временно парализовано из-за каприза погоды. Здесь проезжают тысячи туристов, дорожная сеть превосходная. Мы наверняка встретим снегоуборочную машину. Не может быть, чтобы власти за целый день не почесались расчистить автомобильную трассу такого значения. Я готов был возненавидеть Элен за слабость, тем более что и сам ощущал нависшую над нами угрозу. Стаи траурно-черных птиц с карканьем проносились над головой. В памяти всплыли обрывки школьных уроков географии – что-то об оттоке населения из сельской местности. А может быть, какими-то злыми чарами нас занесло в другой век, в другой мир, не обозначенный ни в каких атласах и картах?