– Вам помочь чем-нибудь? – Точно такая же, какой я знал ее много лет.
– Да. Вы не могли бы подойти, мисс Уэйганд?
Другой читатель ушел, и в библиотеке остались только мы трое. Часы над столом библиотекаря показывали двадцать шесть минут первого. Подошедшая мисс Уэйганд смотрела на меня с вежливым интересом.
– Это ведь вы удалили все заметки о плодах, найденных здесь этим летом?
Она, пораженная таким обвинением, склонилась над изрезанной газетной страницей.
– Не трудитесь играть свою роль, мисс Уэй-ганд – или как вас там звать, – сказал я, поднявшись с места и глядя ей прямо в глаза. – Я знаю, кто вы.
Еще пару секунд она растерянно смотрела то на меня, то на Бекки, а потом бросила притворяться. Лицо мисс Уэйганд, которая двадцать лет назад впервые дала мне «Гекльберри Финна», стало совершенно чужим: у любой рыбы в море было со мной больше общего, чем у этого существа.
– Уверен, что знаешь? – бросила она, повернулась и пошла прочь.
Мы с Бекки тоже ушли.
– Даже она, – со слезами сказала Бекки через пару шагов. – Даже и мисс Уэйганд… О, Майлс! Сколько же их еще?
Я промолчал, и мы пошли к ее дому.
Глава тринадцатая
У дома Бекки стояла знакомая нам машина – синий, порядком выцветший «бьюик-сенчюри» 1973 года выпуска.
– Вилма, тетя Аледа и дядя Айра. Майлс, я туда не пойду!
Я пораздумал.
– В дом заходить не будем, но посмотреть на них надо, Бекки. – Она отчаянно затрясла головой. – Надо разобраться, что происходит – зачем же мы тогда возвращались? – Я увел Бекки с кирпичной дорожки – дальше мы пошли по траве, бесшумно. – Где они могут быть? – Бекки молчала, и я потряс ее за руку. – Скажи где. В гостиной?
Она кивнула, и мы подошли к дому сбоку. За белыми занавесками открытых окон гостиной слышались голоса. Я, со значением глядя на Бекки, снял ботинки. Она тоже разулась; мы тихо взошли на веранду и присели прямо под окнами. От улицы нас отгораживали большие старые деревья и высокий кустарник.
– …еще кофе? – спросил отец Бекки.
– Мне нужно в магазин к часу, – сказала Вилма (мы слышали, как она поставила чашку с блюдцем на стол), – но дядя с тетей могут остаться.
– Нет, мы тоже пойдем, – сказала тетя Аледа. – Жаль, что с Бекки не повидались.
Я заглянул через подоконник в комнату и увидел отца Бекки с сигарой, круглолицую румяную Вилму, длинного дядю Айру и его милую маленькую жену. Неужели мы заблуждаемся и они действительно те, кем кажутся?
– Мне тоже жаль, – сказал мистер Дрисколл. – Я думал, она придет – она определенно вернулась в город.
– Да, мы знаем, – подтвердил дядя Айра. – Майлс тоже здесь.
Откуда им знать, что мы вернулись? Что мы вообще уезжали? Потом я услышал еще кое-что, и волоски у меня на затылке поднялись дыбом.
Это трудно объяснить, но попробую. Когда я учился в колледже, на тротуаре у одной из старых гостиниц сидел черный чистильщик обуви, Билли, считавшийся городской знаменитостью. Каждого клиента он награждал его личным титулом. «Доброе утро, профессор, – здоровался он с одним бизнесменом. – Приветствую, капитан, – говорил другому. – Как поживаете, полковник? Славный вечерок, доктор. Рад видеть вас, генерал». Люди улыбались, показывая, что эта невинная лесть им смешна, однако всем было приятно. Билли любил свое дело и всегда замечал, когда кто-то приходил к нему в новой паре. «Хорошая кожа, – бормотал он, – приятно с такой работать», и ты, как дурак, радовался похвале своему хорошему вкусу. Старый башмак он поворачивал так, чтобы свет падал, и говорил владельцу: «Вакса лучше всего ложится на хорошую старую кожу, лейтенант, точно вам говорю». А если тебе случалось прийти в чем-то дешевом, то молчание Билли лишь подкрепляло его прежние комплименты. В компании чистильщика Билли ты ощущал себя счастливым избранником. Он довольствовался одной из простейших в мире профессий, и деньги для него особого значения не имели. Когда ему платили, он даже не смотрел на монеты, посвящая всё внимание тому, кто платил. Ты уходил от него в радужном ореоле, как будто только что сделал что-то хорошее.