Похитительница кошмаров

Марен перемотала запись, и Имани вновь повторила свой виртуозный танец. Благосклонно пробормотав, мама вернулась к брошюре, которую до этого изучала. На диване валялось с полдюжины брошюр разных реабилитационных клиник. Они то и дело скользили и больно кололи босую ногу Марен острыми углами, и она всё время отталкивала их в мамину сторону.

Раньше Марен любила, когда папа работал допоздна. Это означало, что они с Хэлли могли смотреть телевизор и, сидя на диване, есть разогретую в микроволновке еду. Теперь это означало, что разогретые полуфабрикаты ели Марен и мама, и пустой дом невероятно угнетал. Вздрогнув, Марен сосредоточилась на остальной части танца Имани в надежде на то, что сверкающие блёстки и стремительные движения изгонят тени из её головы.

Её макушки коснулась колючая борода, и она вскрикнула:

– Папа! Я не слышала, как ты вошёл.

– Это потому, что я умею ходить неслышно.

Отец на цыпочках подошёл к журнальному столику, повернулся и, как фокусник, пошевелил пальцами.

– Скотт! – Мама выхватила из рук мужа старинную банку со снами. Он плюхнулся на диван и устало простонал.

– Вы слышали про «Свежее и зелёное»? – спросил он. – Из розового куста вылетел рой разъярённых ос.

Марен вздрогнула и инстинктивно стала искать свою сумку, в которой хранила шприц-карандаш, помогавший снять отёки при укусах пчёл. Хотя её вот уже много лет не жалили никакие насекомые, она помнила то жуткое ощущение, когда её лицо распухло, горло сжалось, а дыхание превратилось в сдавленное сипение. Помнила тошнотворную панику от медленного удушья.

– Они ужалили кучу народу, – продолжил отец. – В итоге пришлось закрыть магазин и вызвать дезинсектора. – Он успокаивающе похлопал Марен по колену. – Хорошо, что тебя там сегодня не было, Мишка Маре.

Марен ахнула и кивнула. И даже ещё раз перемотала сольный танец Имани, чтобы мысленно отвлечься от насекомых, особенно от ос и пчёл. Казалось крайне несправедливым, что такие изящные мелкие создания – некоторые даже делали такие прекрасные вещи, как мёд, – потенциально могли её убить.

– Ты сидишь на брошюре клиники Стерлинг, – сказала мама, вытаскивая брошюру из-под ноги мужа.

– Пожалуйста, не отправляйте Хэлли в Стерлинг! – взмолилась Марен. – Я не хочу, чтобы эта женщина узнала, где она.

Ей очень хотелось надеяться, что, после того как сны исцелят Хэлли, необходимость в Стерлинге или другом подобном месте отпадёт, но она не хотела рисковать.

Мама снова грустно вздохнула:

– Это одно из лучших заведений в округе. Может, эта женщина просто пыталась помочь.

Марен была уверена, что это не так, хотя и не могла точно сказать почему. Это было как-то связано с тем, что женщина не полила своё растение из фонтанчика, хотя оно явно умирало от жажды. То, как она притворилась, будто не узнаёт Марен. Сердитая резкость её голоса.

Шаг – носок, носок, каблук; шаг – выбивали ритм босые ноги Марен под журнальным столиком, пытаясь не отставать от танцующей на экране бесподобной, блистательной Имани. Десять дней. У неё оставалось десять дней, чтобы вылечить Хэлли.

– А также самое дорогое лечебное заведение. – Отец поднялся с дивана и отправился на кухню.

– В морозилке есть макароны с сыром, – бросила ему вслед мама. – Извини, что я не стала ничего готовить, зато я сумела найти подработку на следующей неделе.

Все центры долгосрочного пребывания находились как минимум в получасе езды и на автобусах туда было не добраться. Если её родители будут работать всё время, никто не сможет отвезти её навестить сестру. Может, лучше забрать Хэлли домой и самим ухаживать за ней? Она бы отдала сестре их общую спальню, чтобы в ней поместились все медицинские аппараты. Сама она готова спать на диване. Или на полу. Или даже в палатке на улице.

Марен не представляла себе, куда переедет их семья, если они из-за непомерных медицинских счетов лишатся дома. В квартире Лишты была всего одна спальня. Возможно, им придётся переехать в Вирджинию, где живёт другая её бабушка, но Марен не была уверена, что сможет выдержать жизнь в городе, в котором нет никакой магии. Но как они перевезут туда Хэлли? Можно ли погрузить её в самолёт вместе с кроватью? Или же им придётся усадить её в инвалидную коляску? Или им всё-таки придётся оставить её здесь?

– Бабуля платит мне за работу, – сказала Марен. – Ты можешь взять эти деньги.

Хмурый взгляд мамы смягчился.

– Спасибо, Марен, но оставь их себе. Лучше купи на них школьные принадлежности.

Грудь Марен тисками сдавила паника. До конца июля оставалось четыре дня, а она притворялась, будто сентября не существует. Она потеряла Амоса и боялась вернуться в школу, где полно задир, обожавших сворой дразнить других. Марен выключила телевизор. Внезапно ей стало невыносимо смотреть, как кто-то блистает, очаровывает и являет собой само совершенство.

– Я иду спать, – сказала она, хотя было ещё только полвосьмого.

– Спокойной ночи, милая, – пробормотала мама, погруженная в изучение очередной брошюры.

* * *