Он встал и распрощался с товарищами по комнате. Кастан со свечой в руке проводил его до двери. Выйдя на улицу, Лаэрте быстрыми шагами направился к вокзалу. На углу под фонарем люди из барака все еще продолжали курить и разговаривать…
Повернув за угол, он столкнулся с Тото Бастосом и обнял своего нового друга.
– А где Артур Андраде? Почему он не пришел?
– У него желтая лихорадка. Вчера вечером свалился. Здесь это дело обычное…
И они, не сказав больше ни слова, вошли в здание вокзала, заполненное ранними пассажирами, преимущественно бедно одетым людом. С путей доносились гудки паровозов.
IX
Поход
Старый помещичий дом в Пайнейрасе выглядел заброшенной хижиной; при каждой буре то отпадал кусок штукатурки со стены, то обрушивались стропила. Тогда Алвим останавливаясь во дворе, смотрел на разрушения и давал себе слово после уборки урожая заняться перестройкой дома.
Но время шло, и ничто не менялось. После отъезда Лаэрте в Сан-Пауло жизнь здесь стала еще более унылой; дона Ана все дни проводила среди негритянок в хлопотах по хозяйству, а муж с самого утра расхаживал по плантациям и наблюдал за работой негров. Только вечером после кофе с домашним печеньем он развертывал газету и комментировал события в провинции и в столице. В хорошую погоду он выходил на веранду и проводил там долгие часы, размышляя над счетами, наблюдая за далекой спящей зензалой.
Однажды взволнованная дона Ана оторвала его от дум. Она уже собиралась ложиться, но вдруг услышала потрескивание и сразу же на кровать посыпалась сверху земля и обломки черепицы. Дом рушится! Муж побежал в спальню, зажег лампу и, задрав голову, принялся разглядывать балку, стропила и обрешетку. После этого он на всякий случай решил передвинуть супружескую кровать в боковой альков. На следующее утро фазендейро послал Салустио в Капивари за подрядчиком. Через несколько дней в Пайнейрас прибыли мастеровые с лестницами и инструментами. Среди них был плотник Жоан Пашеко. Их поместили ночевать в сарае.
И вот начались работы, сопровождаемые руганью негритянок по адресу каменщиков, которые таскали по всему дому ящики с известью, черепицу и кирпичи. Рабочие ходили по комнатам, не спрашивая разрешения, и шаркали по полу своими сапожищами, облепленными глиной. Пол покрылся коркой грязи толщиной в два пальца.
После обеда эти люди усаживались возле сарая, покуривая самодельные толстые сигареты. Однако Жоан Пашеко предпочитал разгуливать по фазенде: его видели то у жернова, то на пастбище, куда Салустио каждый вечер приходил сгонять разбредавшийся за день скот. Как-то во время одной из таких прогулок Жоан будто невзначай завел с парнем разговор:
– Куришь?
– Курю. Да вознаградит вас господь…
Жоан Пашеко вытащил кремень с трутом и принялся терпеливо высекать огонь.
– Много тут негров в зензале?
– Всего двадцать восемь…
– Почему же вы не бросите ее? Ты знаешь, что есть люди, которые не щадят своих сил для вашего освобождения?
– Знаю, сеньор.
– Так пользуйтесь случаем, бегите все из зензалы и направляйтесь в Сан-Пауло, остальное устроится…
– Но как?… Когда?
– Да в любой день; предупреди товарищей, и скоро вам скажут, что надо делать.
– Правда?
– Правда.
Издалека послышался голос Алвима, звавшего Салустио.
Парень побежал на зов хозяина.
После этого молодой негр и плотник встречались неоднократно и договорились об уходе с фазенды всех негров. Такие же приготовления к побегу происходили в это время и на других фазендах.
Ремонт помещичьего дома занял больше недели. Накануне отъезда каменщиков Салустио спросил своего нового друга:
– А если мы доберемся до Сан-Пауло, кого там искать?
– Сеньора Антонио Бенто из «Реденсан».
– От чьего имени к нему обратиться?
– От имени Антонио Пасиенсия… Но не понадобится ни к кому обращаться. Мы будем извещены о побеге, и каиафы сами позаботятся обо всем. Извозчики, студенты, приказчики и печатники – все они ваши друзья. Не сомневайтесь в этом. Главное – начать действовать здесь, в зензале.
Они простились. Немного погодя мастеровые, забрав свои инструменты, покинули фазенду. Дом теперь стал понадежнее, но, по словам Женовевы, превратился в хлев. Много дней кряду она и другие служанки мыли и скребли замазанный известью пол, на котором отпечатались следы сапог каменщиков. Однако спокойствие не вернулось в Пайнейрас. Каждый вечер, когда Алвим погружался в чтение газеты, надсмотрщик подходил к веранде и хлопал в ладоши. Женовева приглашала его войти.
– Добрый вечер, сеньор Антонио!
– Добрый вечер, Симон. Какие новости?
– Да не очень хорошие. Зензала – что осиное гнездо. Только и слышно жужжание.
– Ну, а ты что?
– Прислушиваюсь, наблюдаю, пока больше ничего…
Алвим ударил кулаком по столу.
– А как на других фазендах?
– Я спрашивал: всюду негры ходят взбудораженные.
– Это все они…
– Кто они?
– Аболиционисты. Доходят до того, что пробираются в зензалы и сбивают негров с толку. Чего доброго, кто-нибудь из них уже побывал и у нас…
– У нас этого нет, головой отвечаю!
– Но со дня на день они могут появиться, вот увидишь…
– Я сразу же открою огонь…