Поход

Едва я подъехал к воротам частокола, огораживающего крематорий, калитка в них распахнулась и передо мной появился мрачный усатый мужичок лет сорока.

― Чего привез? ― поинтересовался он.

Я показал пальцем себе за спину и сунул ему голубую бумажку с распоряжением. Тот прочитал ее, поморщился как от зубной боли:

― И что? Нам потом за работу кто-нибудь заплатит?

― А я знаю? ― резонно возразил я. ― Подпись видишь? Помощник городского головы Беляков. С него и спрашивай. У него на любой вопрос завсегда ответ есть.

― С него спросишь! У него ответ есть, верно: «пошел в задницу» у него ответ. А нам опять забесплатно работать.

Уровень эмоций у работника крематория начал повышаться. Есть такой тип людей ― дурак-самовзвод с уклоном в вечный пессимизм.

― Но все же ответ, верно? Ладно, велик труд ― тележку с тушей до печки дотащить, ― урезонил я усача.

― Да много ты понимаешь! ― аж взвился мужик. ― Нам сюда какую только дрянь не привозят, и все, что по команде из управы, ― на халяву.

― Ты кому подчиняешься? ― спросил я мужичка.

― В смысле?

Я явно сбил его с волны, на гребне которой он собирался произнести целую обличительную речь. А мне надо ее слушать, когда этот «бабуин» зубастый у меня за спиной воняет?

― В смысле твоей лавочкой город командует или частный владелец? ― расшифровал я ему свой вопрос.

― Город.

― Тогда выгружай тушу и не гунди. Тоже мне сирота нашелся. Начальство приказало» ― изволь выполнять.

Мужик разозлился окончательно, но перечить не стал. Разве что ворота перед моей машиной ему пришлось открывать трижды ― со злости он так толкал створки, что они возвращались обратно. В конце концов он с воротами справился, и я задним ходом заехал в тесный двор. Мужик постучал ладонью в окошко маленькой бытовки, откуда высунулся заспанный парняга-абориген изрядных габаритов.

― Просыпайся, работа есть, ― чуть не прошипел ему мужик.

Я сделал вид, что мне его настроения безразличны. Впрочем, даже и виду подавать было не надо: его эмоции меня и вправду мало волновали. Мужики, сердито сопя, выволокли тушу из кузова, и я крикнул им: «Брезент тоже сожгите!» После чего с досадой вспомнил, что забыл истребовать с управы его стоимость. Такой брезент рублей пять золотом стоит, а они на дороге не валяются. Теперь поздно, придется из премии вычитать, с Ваньки гроша ломаного не допросишься.

Мужики ничего мне не ответили, но загаженный брезент сгребли и бросили в тележку поверх лежащей в ней туши монстра. Впряглись в нее и покатили в ворота. Я не стал дожидаться, когда они выйдут обратно, а выехал со двора на улицу. Свернул направо и поехал обратно в сторону Центральной площади. Через те ворота мне было проще всего заехать на Холм.

В воротах стоял знакомый урядник, который махнул мне рукой, я ему ответил тем же. Холм не зря так назывался, и дорога понемногу пошла вверх. С обеих сторон потянулись высокие крепкие заборы, за многими лаяли собаки. На заборах дремали важные коты, во дворах и на улице играли дети.

Сначала с обеих сторон шли дома двухэтажные ― городского купечества, затем потянулись одноэтажки людей попроще. Все они были сложены из мощных сосновых бревен, крыты металлическим профнастилом или жестью, окружены добротными заборами. Городок Великореченск не бедствовал. Расположенный на перекрестке караванных и речных путей, торговал он со всем течением Великой.

Пару раз свернув налево и направо, я подъехал к воротам, выкрашенным в зеленый цвет совсем недавно. Сам красил. Остановил машину, прошел через калитку во двор, выдернул крепкие шкворни из петель и распахнул ворота. Вернулся к машине, загнал ее во двор, поставив под крепкий навес. Сейчас лето, относительно сухо, можно и так. А зимой я ее всегда в сарай ставлю ― берегу. Затем запер ворота, вытащил из кабины оружие и свой рюкзак, взвалил все на плечо и пошел в дом. Протопал ботинками по дощатому крыльцу, вошел в сени. Рюкзак сбросил на пол, а оружие пронес в горницу и установил в пирамиду. От оружия очень часто моя жизнь зависит, так что забочусь о нем я первее, чем о самом себе.

Затем вывалил вещи из рюкзака, разложив их на лавке, залез в шкаф, где стоял маленький бочонок, в котором ничто не нагревалось и не выдыхалось, нацедил из крана пива в глиняную кружку с рунами здоровья и отдыха после пути. Отпил ― аж сощурился от удовольствия. Хорошо!

Вышел на крыльцо, сел на скамеечку, вытянул гудящие ноги, еще отхлебнул. Пожалуй, свою работу я больше всего ценю за такие вот возвращения домой. Пусть холостяк, не ждет меня здесь никто, но дом у меня хороший, и я его люблю.