Поход

Я как бы случайно выронил лапу монстра, которую удерживал в руках, и она упала Ваньке на голову. Тот взвизгнул неожиданно тонким голосом, отскочил назад, а я снова демонстративно взялся кантовать тяжелую обмякшую тушу.

- Ваняша, я ведь знаю, что векселя у тебя в сейфе хранятся, головой уже подписанные, и ты знаешь, что работа сделана, - попутно сказал я Ваньке, который отряхивался непонятно от чего. - Так что решай: или эта гадина у вас лежит на крыльце до завтра, или ты выписываешь вексель сейчас. Третьего не дано.

Ванька посмотрел на меня с обидой, даже нижнюю губу выпятил, и сказал:

- Ладно. Потерпеть он до завтра не может. Выпишу я вексель. Пусть мне завтра голова башку открутит за нарушение финансовой дисциплины.

- Пусть, - легко согласился я. - Твоя башка, мне-то чего ее жалеть? Над каждой башкой не наплачешься.

Ванька окончательно обиделся и ушел в дом. Появился обратно он всего через пару минут, с тонкой картонной папочкой в руке, не говоря ни слова, протянул ее мне, буркнув: «Именной, палец прижми». Я принял папку от него, развернул. Там лежала бледненькая голубовато-розовая бумага, на которой я в нужных графах прочитал «Волкову Александру» и «золотом сто пятьдесят руб.». То, что нужно. Затем я прижал большой палец к блестящему кружку в уголке векселя. Кружок слегка засветился и опять померк. Все, теперь защита меня запомнила, и никто иной векселем воспользоваться не сможет. А мне достаточно ладонью провести над кружком, и он мигнет в ответ.

- Видишь, Вань, как все просто? - похлопал я его по плечу, присев на корточки в кузове. - А что с добычей делать будем? Сгружать или как?

Ванька явно озадачился. Над этой проблемой, судя по всему, у них еще никто не задумался. Сказать, мол, сразу в печку вези - в крематорий в смысле, - получается, что вся идея доставки добычи в городскую управу псу под хвост. Выставлять на обозрение - так от вони загнешься. Тем более что развернутая мертвая тварь начинала вонять совершенно непереносимо, как будто перед нами на сорокаградусной жаре раскинулся хорошо выдержанный скотомогильник.

Я терпеливо ждал, глядя на Ванькино лицо, отображающее напряженную работу мысли. Затем Ванька махнул рукой и сказал:

- Голове домой позвоню, спрошу.

- Спроси, голубь, спроси, - неожиданно влез в разговор молчавший доселе Сидор. - Он тя, голубя, наставит.

Ванька вновь исчез в здании управы, и вскоре со второго этажа донеслись приглушенные звуки телефонного разговора. Дозвонился, видать. Надеюсь, голова велит оставить тварь возле управы. И везти в крематорий неохота, и опять же охота дать понюхать добычу голове, который с утра на службу заявится. Пусть оценит лично мудрость своих распоряжений.

Ванька появился минут через пять с довольным выражением лица:

- Главный сказал - в крематорий везти, - объявил он.

- Не вопрос, - выразил я согласие. - Пиши распоряжение.

- Какое такое распоряжение? - вновь начал закипать помощник головы.

- Известно какое. На кремацию неизвестной мертвой твари, доставленной в город по распоряжению управы. У меня без такой бумажки тварь все равно не примут, - пожал я плечами.

Ванька вновь задумался. Как ни крути, но я был прав. Точнее, сжечь тварь могли и без распоряжения управы, но тогда мне пришлось бы платить за это своими кровными. Целый червонец. А мне своих пречистых на такое дело жалко, если откровенно. И Ванька знал, что платить я не стану.

- Достал ты меня, Сашка, - заявил он и опять удалился в управу.

Еще через три минуты он появился, неся в руках голубенький бланк распоряжения.

- Вот, теперь все чин чином, - кивнул я, прочитав текст, и удовлетворенно кивнул: - Умеешь ведь, когда хочешь!

С этими словами я хлопнул Ваньку по плечу так, что из чесучового пиджака вылетел целый клуб пыли.

- Язва ты, - потер Ванька плечо.

- Да ладно… делов-то… А то бы сам эту вонючку здесь по земле ворочал. Оно тебе надо?

Оставив тружеников управы, я опять завел машину и поехал дальше вдоль ограды Холма, в дальний конец города - к самым пристаням. Там, среди деревянных одно– и двухэтажных домов, составлявших сто процентов городской застройки, высилось единственное здание, выстроенное из желтого кирпича, - городской крематорий. Без крематориев в этих краях никак. Даже из освященной земли подчас мертвяки вставали и безобразничали, причем формы неупокоенности были самые разные. Проще оказалось чтить граждан огненным погребением, а заодно, уже в отдельной печи и в отдельном корпусе, поплоше, сжигали все, что можно. Ведь и про неупокоенность у свиней тут тоже не раз слышали: лучше перестраховаться.

Без страховки случалось такое, чего и в дурном сне не привидится. Режут, скажем, свинью на мясо, и режут без ума, не специальным ножом. Сэкономили на убойщике вроде как. И получилось жестокое и беспричинное убийство невинной твари, да еще и без достойного захоронения. Не считать же таковым опаливание щетины? А раз случилось такое, что свинья возьми да и восстань в целях осуществления личной мести, и вполне обоснованной притом, отрасти клыки, как у тигра, и давай резчиков жрать. Каково, а?