Закалившийся в боях корпус превратился в слаженный, легко управляемый организм. Павел Алексеевич так и воспринимал его как огромное живое существо. Белову казалось, что незримые нити, словно бы нервы, связывают его со всеми частями и подразделениями, он чувствовал пульс полков и эскадронов. Позади, возможно, осталось самое трудное — психическая ломка, вызванная неудачным началом войны. Бойцы и командиры поняли, что могут успешно бить противника — этого как раз недоставало в других соединениях, переживших трагедию беспорядочного отступления. А беловцы ни разу не отходили без приказа, не потерпели ни одного поражения, хотя сами порядочно насолили фашистам. Новички, прибывшие с пополнением, быстро перенимали опыт ветеранов, проникались верой в свои силы и презрением к врагу.
С таким корпусом воевать было надежней, лучше, чем с новой армией. Да и не только это…
Павел Алексеевич опасался, что хорошо отлаженный организм, созданный долгим трудом, может оказаться в руках военного ремесленника, человека равнодушного и бесталанного. Сейчас, в трудные дни, одна неподготовленная, необдуманная операция может загубить, обескровить корпус — любимое детище Белова. Лучше уж он обойдется без высокого поста.
С такими мыслями прибыл Павел Алексеевич в штаб Главкома Юго-Западного направления, располагавшийся в бывшем доме отдыха недалеко от Полтавы. Место здесь тихое. Небольшие дома и флигели укрывались под густыми кронами кряжистых сосен. Чистота, дорожки посыпаны красным песком. Многочисленный аппарат Главкома неплохо обжился на этом курорте.
Буденный принял Белова сердечно. Холодные глаза маршала потеплели, когда жал руку бывшему конармейцу и бывшему своему помощнику для поручений. Много старых знакомых выдвинул маршал в последние годы на большие должности. Перед войной три четверти высшего комсостава Красной Армии составляли выходцы из Первой Конной. Надежные, преданные люди, да только похвалить почти некого: за два месяца войны откатились аж до Днепра. Таких кадровых соединений, как корпус Белова, осталось совсем немного. Даже в Москве, в Ставке, интересуются этим кавкорпусом.
Семен Михайлович вручил Белову благодарственный приказ личному составу соединения. Спросил, какая помощь требуется в первую очередь.
— Нужны пулеметы. Нужна артиллерия, чтобы возместить потери.
— Дадим немного. По батарее горных стосемимиллиметровых минометов выделю на дивизию. — Семен Михайлович старательно поправил подусники. — Есть мнение на армию тебя двинуть. Сам ты как? Потянешь?
— Товарищ маршал, прошу оставить на прежней должности. Я кавалерист с первых дней службы.
— Знаю. Все мы кавалеристы. Однако Триандафиллов в пример тебя ставил. А он большой специалист по пехоте.
— И все же я — конник, товарищ маршал. Скорость, маневр, удар — это мне по душе…
— Разве не ты до корпуса командовал девяносто шестой горнострелковой дивизией?
— Я, но недолго.
— Зато какую дивизию сумел сколотить! Одна из лучших у нас. В полном порядке отошла с боями до самого Днепра. Держала переправу, пока десять тысяч автомашин на левый берег баржами перебросили.
— Там командир хороший.
— И твоя заслуга немалая.
— Спасибо, Семен Михайлович. И все же прошу — не отпускайте из конницы. Пока приказ не подписан…
— Ладно, учтем, — улыбнулся маршал. Он в общем-то доволен был тем, что Белову не хочется покидать кавалерию. — К члену Военного совета загляни, с ним побеседуй. Его слово веское…
В деловых встречах и разговорах пролетело время. Когда Павел Алексеевич вышел на крыльцо штабного дома, под кронами сосен было уже сумрачно. С запада ползли низкие, рыхлые тучи, сыпя нудным дождем. Тяжелые капли срывались с веток. Потемнели от сырости песчаные дорожки.
Дверь открылась, появился Семен Михайлович.
— Чего раздумываешь, генерал?! Погода нелетная? Автомашину дам. — Помолчал, толкнул Белова в плечо: — Остаешься в своем корпусе, решено. А то, что за конницу душой болеешь, одобряю. Конница еще покажет себя!
— В шестую армию кого направили?
— Генерала Малиновского пошлем, Родиона Яковлевича.
— Понятно, — сказал Белов, ощутив вдруг странное чувство. Малиновский — хороший знакомый. Белов изрядно помог ему под Кишиневом, когда корпус Родиона Яковлевича попал в трудное положение. А теперь Малиновский станет командармом, придется, возможно, воевать в его подчинении… Не отказался ли Павел Алексеевич от быстрого роста, от своей удачи? Не придется ли ему со временем пожалеть об этом?!
К концу августа на советско-германском фронте все отчетливей стало проявляться равновесие сил. Фактор внезапности, помогавший фашистам, перестал оказывать свое влияние. Да и потери гитлеровцы понесли немалые. Почти половина их танков осталась на полях сражений. Пехота нуждалась в большом пополнении. А количество советских войск тем временем значительно возросло. Была проведена мобилизация, перестраивалась на военный лад промышленность.