Поход «Челюскина»

Во время плавания в чистой воде мы имели два расписания тревог — пожарной и водяной. Когда корабль вошел в тяжелые льды, О. Ю. Шмидт дал распоряжение составить еще одно расписание — «ледяной тревоги». По этому расписанию весь состав людей разбивался на отдельные бригады: работа в машине, на палубе, сбрасывание с борта имущества и продуктов.

Нам надо было держать ряд механизмов в постоянной готовности на случай пробоин в корпусе, чтобы быстро откачать воду и заделать пробоину. Паровое отопление должно поддерживать температуру в помещении, сносную для жилья и научной работы, и предотвратить замерзание пресной воды в танках междудонного пространства.

Впоследствии была установлена температура жилых помещений не выше 15° по Цельсию. Однако в некоторых каютах она едва доходила до 10°. Особенно низкая температура, доходящая до 3–4°, была в каюте О. Ю. Шмидта. Мне пришлось более месяца просить у [307] него разрешений поставить добавочное отопление. Сначала он ссылался на то, что мы сжигаем угля больше нормы, а когда этой нормы достигли, то говорил:

— Обеспечьте сначала других, а пока я и так проживу.

Нам нужно было всемерно экономить топливо для длительного нахождения во льдах. По этому поводу состоялось несколько технических совещаний, руководимых Отто Юльевичем.

На случай аварии корабль должен был находиться в таком состоянии: под паром один левый котел; механизмы, работа которых нужна для откачки воды, стоят в постоянной готовности к пуску; пародинамо работает только в часы радиосвязи с отдаленными станциями; норма суточного расхода топлива — 800 килограммов.

Эта программа выполнялась.

13 февраля около часа дня ко мне как вахтенному механику пришел машинист Фетин, чтобы получить сведения о расходе угля. Эти сведения надо было поместить в диаграмме. Я раскрыл вахтенный журнал и стал делать нужные выборки.

Вдруг корабль толкнуло. Бросаю раскрытый журнал на стол и встаю, чтобы уйти. Фетин не заметил толчка и осмотрит на меня удивленными глазами. Чтобы рассеять удивление, коротко бросаю: «Жмет… бегу в машину».

Я быстро спустился в машинное отделение.

Измерив уровень воды в льялах, я убедился, что он такой же, как и полчаса назад. Следовательно повреждений в корпусе пока нет. Но для страховки я велел Ивану Нестерову — вахтенному машинисту — начать наблюдение над уровнем воды и приготовить спасательную помпу и пародинамо. Вахтенному кочегару Маркову сказал, чтобы он поднял пар на одну-две атмосферы, а если в льялах кочегарки прибудет вода, немедленно сообщил мне.

Сам я пошел проверить, хорошо ли закрыты водонепроницаемые клинкетные двери во второй трюм и в коридор гребного вала.

После первого толчка прошло 20–25 минут. Спокойно. Можно было подумать, что произошла только небольшая передвижка льдов. Но льды готовили нам гораздо более серьезные испытания.

Последовавшие затем удары по звуку очень напоминали взрывы аммонала.

Саша Иванов, прекратив свою работу и приготовившись уйти из машины (в такие минуты по расписанию ему необходимо быть в помещении аварийной дизельдинамо), задает недоуменный вопрос:

— Что это… Гордеев взрывает? [308]

Кто-то из нас отвечает:

— Нет, это разрушаются шпангоуты и обшивка корабля.

Иванов ушел, и мы остались вдвоем с Нестеровым.

— Ваня, открывай клапан на пародинамо, а я открою на спасательную.

— Куда отработанный пар? В холодильник?

— Нет, — отвечаю, — в атмосферу.

Резкий звонок телефона с капитанского мостика. Подхожу. Слушаю.

— Поднять давление пара в котле на случай пуска механизмов.

— Есть. А как там наверху?

— Пока все в порядке, сбрасываем продукты, — отвечает вахтенный штурман Марков.

Не закончив разговора по телефону, слышу голос Анатолия Колесниченко с верхних решеток машинного отделения. Он кричит во все горло, но мы его еле слышим. Подхожу к трапу. Анатолий передает распоряжение старшего механика пустить спасательную помпу пока что вхолостую.

А ледяные удары в корпус корабля становятся все сильнее, чаще и ближе.

В машину спускаются еще три товарища, которые должны быть Здесь во время тревоги. Это — второй механик Тойкин и машинисты Бармин и Фетин. Они в валенках, теплых пальто, полушубках, шапках. Странно видеть в машине так одетых людей. Сообщают, что весь народ уже занят выгрузкой.

Невольно пронеслось в мозгу: «Мы ведь еще в робах… мороз, нордовый ветер…» Но думать некогда! Все внимание сосредоточено на том, чтобы быстрее пустить механизмы. Всеми силами стараемся спасти корабль, а тем самым и наши жизни: ведь у нас на борту дети, женщины… Как шестимесячная Карина и полуторагодовалая Алла будут жить на льду?

Передаю пришедшим товарищам пуск спасательной помпы, а сам иду помогать Ване Нестерову пустить пародинамо.

— Ваня, свети на шток…

Я стал проворачивать динамомашину.

— Не проворачивается… Добавь масла. Нет, не идет…

Но вот весь корабль со страшным треском отбрасывается назад. По машинной площадке пробегает какая-то зыбь. Плиты выскальзывают из своих мест.