Поход «Челюскина»

Однако успеть нужно. Быстро распределяем инструмент и объекты работ. У нас уже имеются «узкие специалисты»: одни особенно энергично колют ломами лед, другие, запрягаясь попарно в табогены, превосходно отвозят большие глыбы, третьи же специализировались на «паркетно-чистовой» работе и лопатами, деревянными колотушками тщательно заравнивают те места, где другие только что раскололи и откатили прочь большие льдины.

Машинисты, научные работники, матросы, кочегары, строители быстро освоили технику аэродромостроения, и каждая бригада, соревнуясь, ревниво следит за тем, у кого быстрее, чище и лучше хаос льдин превращается в ровные площадки.

Четыре дня напряженной работы — и превосходная площадка (№ 3) в 700х120 метров готова для приема любой машины. Но сохранить в целости сразу два аэродрома нам опять не удается. Пока готовили площадку № 3, образовалась метровая трещина на старом аэродроме и перерезала пополам всю площадку № 2. С утра 28 марта [217] бригада Колесниченко начинает ремонт и два дня забивает льдом трещины, засыпает их снегом, сбивает льдины, счищает заструги, наметенные за эти дни.

Три дня метет пурга. Сидим в палатках. У нас «выходные дни» поневоле. Самолеты где-то близко, и со дня на день ждем их прилета в Ванкарем.

— Мы не можем допустить, чтобы из-за отсутствия аэродромов самолеты не смогли снять со льда людей, — говорит Отто Юльевич. — Нужно срочно готовить запасные площадки.

И на другой день, 2 апреля, в пургу очередная бригада боцмана Загорского начинает расчищать новую площадку № 4, найденную Погосовым.

К вечеру пурга становится совсем неистовой, и на другой день работу приходится опять прекратить. Опять сидим в палатках, в десятый раз перечитываем уцелевшие книги, дремлем в уютном тепле. Но где-то в глубине сердца сосет червячок: а как там аэродром? не ломает ли его?

И вдруг одна за другой две радостные новости:

— Два «Р-5» прилетели в Уэллен!

— Водопьянов, Доронин и Галышев в Анадыре!

И в тот же день в лагере другая — увы! — новость: аэродромы опять сильно поломало, особенно площадку № 3.

В густую пургу, когда еле-еле видны были соседние палатки, Бобров, Колесниченко и еще двое ушли обследовать аэродромы, тщательно проверить сохранившиеся остатки площадок. А вечером в бараке короткая информация Отто Юльевича:

— Самолеты уже на расстоянии одного перелета до Ванкарема. Сумеем ли их принять? Надо во что бы то ни стало привести аэродромы в порядок!

6 апреля утихло. Ясное небо, солнце. По по льду метет поземка, ветер сдувает с торосов сухой снег и гонит его по низу, наметая новые сугробы. В первую очередь чиним наименее поврежденный аэродром № 2. С утра и до темноты работают посменно все три бригады, расчищая северный конец аэродрома, чтобы удлинить площадку. И к вечеру мы имеем 400 X 100 метров. Только на сто! Торошение еще более сузило ее и окончательно разрушило самую старую нашу площадку № 1, ту, где месяц назад столь удачно сел Ляпидевский. [218]

С утра работает моя бригада. Нужно закончить новую площадку № 4. Гоним во-всю, без отдыха расчищаем лед — самолеты близки!…

25° ниже нуля, рвет северный ветер, но ребята посбрасывали кожанки и ватники, в одних свитерах, мокрые с головы до ног, колют лед ломами, наваливают горой на санки, увозят прочь, и уже к середине дня аэродром вчерне готов. В тот момент, когда должна была притти нам на смену бригада Загорского над вышкой подняли сигнал: самолет вылетел в лагерь.

8 апреля ветер поворачивает к северу, и принимать самолеты на площадках № 2 или № 4, ориентированных на юго-запад, нельзя. Нужно срочно готовить другое направление, расширить вправо площадку № 3 — все, что осталось от этого, еще недавно великолепного аэродрома.

Там, где в течение четырех дней напряженным трудом 60 человек появился «воздушный порт», за 45 минут нанесло разрушительную гряду торосов в два-три метра высотой, и они отхватили целую треть площадки. Плиты льда улеглись по краю трещины, а немного дальше огромные глыбы взгромоздились одна на другую, и уже с трудом находишь среди них дорогу из лагеря на аэродром.

С утра работает бригада Загорского, с полудня — моя. Гоним во-всю.

Над вышкой опять флаг: самолет вылетел в лагерь. Принимать его будем здесь, на этом самом аэродроме, где еще так много льдин и бугров.

Быстро сбиваем ропаки один за другим, размельчаем льдины, увозим последние санки с осколками.

— Аэродром готов! Успели! — невольно вырывается у кого-то из ребят, и уже с нетерпением смотрят все на юг, откуда в лучах яркого солнца должен показаться самолет.

Вдруг к нам бежит Саша Погосов:

— Ребята, нужно еще сбить вот те ропаки на юге, иначе самолету негде сесть!

Оказывается, трещина, пересекавшая с утра аэродром, сейчас как нарочно разошлась до полутора метров, оторвав более сотни метров от длины площадки.

А самолет вот-вот покажется!

Опять ломами, лопатами, уже совсем взмыленные, забыв об усталости, разбиваем новую гряду ропаков, стараясь отвоевать еще хоть несколько десятков метров ровной площадки.

С тревогой поглядываем на юг, но в небе пустынно и безмолвно. [219]