Поход Яна Гамильтона

Наконец тропа, которая вилась между небольшими волнистыми холмиками, обогнула большой холм с довольно крутыми склонами, и мы увидели стоящий в миле от нас прелестный маленький городок Линдли. Дома с белыми стенами и серыми железными [506] крышами теснились на дне чашевидной впадины правильной формы и были отчасти скрыты темно-зелеными австралийскими деревьями. Сперва мы направились в штаб Бродвуда, следуя вдоль телеграфного кабеля, который тянулся туда по земле. Прибыв туда, мы узнали новости. Были обнаружены бурские лагеря и бурские патрули, разбросанные по всей территории к юго-востоку и северо-востоку. На линии пикетов время от времени происходили перестрелки. В городе, после очень тщательных поисков, была реквизирована провизия на два дня, и, что важнее всего, Пит Де Вет, брат знаменитого Христиана, прислал письмо, в котором заявил о готовности сдаться вместе со всеми, кто последует его примеру, при условии, что ему позволят вернуться на его ферму. Бродвуд тут же дал ему соответствующие заверения, и Гамильтон, сразу по прибытии, телеграфировал лорду Робертсу, полностью поддерживая взгляды своего подчиненного и настаивая, чтобы это соглашение было утверждено. В ответ была получена срочная депеша с требованием безусловной капитуляции. Де Вет, подчеркивалось в ней, не принадлежит к тем, на кого распространяются льготные условия прокламации лорда Робертса бюргерам Свободной Оранжевой Республики, поскольку он командовал частью вооруженных сил Республики. Поэтому ему не может быть позволено вернуться на ферму. Нечего и говорить о том, какое изумление вызвало такое решение. К счастью, посланник, который вез благоприятный ответ, был вовремя перехвачен при переходе линии наших пикетов, и официальное письмо было заменено. Де Вет, который ожидал ответа на ферме в десяти милях от Линдли, оказался перед выбором: продолжать войну или отправиться на остров Св. Елены или, может быть, на Цейлон. Как показали последующие события, он предпочел первое потере свободы, чести и денег.

Линдли, это типичный африканский городок с большой рыночной площадью посередине и расходящимися от нее четырьмя или пятью широкими немощеными улицами. В нем имеется небольшой чистый отель, основательная тюрьма, церковь и школа. Два самых крупных здания — большие склады-магазины. Отсюда фермеры, живущие за много миль от города, получают все необходимое. Магазинами владеют и содержат их англичане или шотландцы, разнообразие имеющихся у них товаров весьма [507] примечательно. У одного прилавка можно купить пианино, кухонную плиту, широкополую шляпу, бутылку шампуня или банку сардин. Эти магазины — что-то вроде местных конкурирующих «Уайтлиз», и в зависимости от того, насколько они способны удовлетворить разнообразные запросы, растет число их клиентов и их богатство, которое даже ленивый бур может без особого труда извлечь из этой плодородной земли.

Лично мне хотелось купить картофель, и после долгих расспросов мне указали на человека, у которого, по общему мнению, имелось мешков двенадцать. Это был англичанин, с радостью увидевший, наконец, британские штыки. «Вы себе представить не можете, как мы ждали этого дня», — говорил он.

Я спросил, не доставляли ли ему неприятностей буры во время войны.

— «Нет, на самом деле обращались с нами неплохо, только когда мы отказались воевать, они стали забирать у нас имущество, сперва коней и повозки, потом пищу и одежду. Кроме того, страшно было слушать все их вранье, и, конечно, нам приходилось держать язык за зубами».

Было очевидно, что он ненавидит буров, жить среди которых ему пришлось волею судьбы. Эта инстинктивная неприязнь, которую британский поселенец питает к голландским соседям, представляет собой одну из сложных проблем Южной Африки и не особенно обнадеживает. Наконец мы дошли до дома, где хранился картофель. Над входом висел Юнион Джек. Я сказал: «Посоветовал бы вам снять его».

— «Почему?» — недоуменно спросил он. — «Разве британцы не собираются удержать за собой эту страну?» — «Эта колонна не может остаться здесь навсегда». — «Но ведь они наверняка оставят здесь несколько солдат, чтобы защищать город».

Я ответил ему, что это маловероятно. У нас боевая колонна. Потом, может быть, придут другие войска, чтобы нести гарнизонную службу. Но до того может пройти неделя. Тогда я еще не мог предвидеть жаркие баталии, которые будут разыгрываться вокруг Линдли в течение следующих трех месяцев. Он был весьма расстроен, и как оказалось, не без причины.

— ««Это очень плохо для нас, — сказал он. — Что будет, когда буры вернутся? Они сейчас прямо за холмами». — «Вот почему [508] на вашем месте я бы спустил флаг. Если вы не сражаетесь, не лезьте в политику, пока война не закончилась».

Он был очень разочарован и, я думаю, спрашивал себя, до какой степени скомпрометировал себя своим энтузиазмом.