Поход на Кремль. Поэма бунта

– С нами Девов! – кричали. – Только попробуйте напасть, вам же будет хуже!

Но никто не пробовал нападать, конная милиция отскакала дальше, туда, где, как и на Ленинском проспекте, выстраивалась заградительная линия.

А Саня Селиванов, встревоженный, звонил Майе Капутикян.

– У вас все нормально?

– А у вас?

– Более или менее.

– Мне это не нравится! – сказал Саня. – Я пробираюсь к тебе.

– Лучше я к тебе!

Саню напрягало, что Майя всегда стремится настоять на своем, поэтому он сказал:

– Мы так заблудимся. Давай у Пушкина тогда, в смысле, через метро, потому что поверху не пройдешь.

– Ладно, у Пушкина через полчаса примерно, – сказала Майя.

Ее слова слышал мужчина лет тридцати, Денис Володаев, приехавший в Москву только вчера.

Он был из забайкальского села Чара, названного по одноименной реке, в честь которой назван также известный геологам и ювелирам минерал чароит неестественно красивой красоты, сиреневого цвета. Добывают его только на Чаре и больше нигде в мире, но, поскольку на добычу наложены ограничения, занято этой работой небольшое число людей, а вокруг – несусветная безлюдная глушь и пустота, спасибо еще, что есть железнодорожная ветка до Тынды. Но люди работают, живут, женятся, рожают детей – все как положено. Денис здесь и родился, и учился, и остался работать, и выбирался только два раза в Читу и один раз в Иркутск. И вот появился в местной администрации человек Дугин, то ли сосланный из Читы, то ли засланный на время набраться конкретного опыта, необходимого для дальнейшей карьеры, а с ним жена Маша. И, естественно, они очень быстро пересеклись, то есть Маша с Денисом. Денис, который до этого имел связь с сорокалетней кладовщицей Адой, женщиной большого жизненного опыта и одинокой, считал себя по этой причине тертым калачом в женском вопросе: Ада была местной красавицей, а предпочла его, это что-то значит! Поэтому, когда, вскоре после появления Дугиных, собрались в местном клубе отметить день рождения главы местной администрации (все праздники, включая семейные, тут справляли сообща), Денис сказал Маше прямо в глаза, столкнувшись с ней и с Дугиным в полутемных сенях:

– Ого!

– Ну вот, – огорченно сказал Дугин жене, вводя ее в клуб, – не успели приехать, а уже хамят.

– Кто хамит?

– Это не хамство?

– Человек просто оценил мою красоту.

Дугин фыркнул. Нет, то есть жена его была симпатичной, стройной, иначе и не женился бы, но не настолько, чтобы все встречные восторгались. Он еще не знал тогда, что неяркая красота Маши в этой местности будет воспринята, как появление какой-нибудь, допустим, Моники Белуччи на, к примеру, Елдатырьевском тракторном заводе. Но быстро это понял и засадил Машу дома вязать носки и свитера. Работать не допустил, хоть она и просилась. Но все-таки в магазин иногда выйти надо, на общем торжестве показаться надо – не убережешься. И настал миг, когда Денис и Маша сошлись на одной тропке – буквально, на тропинке среди сугробов в человеческий рост, он ей что-то сказал веселое, она чтото сказала, засмеялись, утирая слезы – и от смеха, и от мороза. Маша не могла не заметить, что у Дениса глаза синие, а ресницы и брови, наоборот, черные, а Денис по просторному колыханию дубленого тулупа, в котором была Маша, сумел угадать, насколько тонкая у нее талия. И убедился, что прав, очень скоро. Как-то даже слишком скоро – так бывает или у людей легкомысленных, ищущих приключений, или у обычных, но которых подталкивает сама судьба.

У матери Дениса были замечательные маринованные грибы, которые пришлись по душе Дугину. Дело было в пятницу. В этот день Дугин завел обыкновение выпивать под грибы. Он позвонил Маше заранее с работы узнать, есть ли грибы. Кончились, сказала Маша. Так сходи, сказал Дугин. Маша пошла. Выяснилось, что мать Дениса отправилась в Читу проведать старшую дочь, а сам Денис был не на работе, как обычно, а лежал простуженный, весь горячий.

– Пощупай, какой у меня ужас, – сказал он, показывая себе на лоб.

Маша пощупала, а остальное все произошло само собой.

И начались мучения. Полгода Денис потратил на то, чтобы развязаться с Адой – иначе было бы подозрительно, Ада начала бы ревновать, подсматривать, это опасно. Встретиться так, чтобы никто не увидел, было нельзя. То есть можно и легально: Маша зашла бы, например, опять за грибами, как бы не зная, что матери нет, но после одного-двух раз обязательно пойдут слухи. Жили настолько на виду, что всякие реалити-шоу отдыхают (телевизор тут, кстати, смотрели, и вообще не были оторваны от цивилизации вплоть до поголовного обеспечения всех мобильными телефонами). Денис несколько раз предлагал бросить мужа, но Маша колебалась.

– Ты пойми, – говорила она, – я женщина, я тебя хоть и люблю, но я же должна думать о будущих детях. От него я не хочу, да и не получается, какая-то у него ерунда с простатой или не знаю чем, а от тебя – как?

– Молча, – отвечал Денис своим любимым словом. – Думаешь, не прокормлю?