Поход на Кремль. Поэма бунта

В этом же месте пробивался с жизненно важным делом Щюра Сучков (его звали Сашей, Шурой, но он был щелясто шепеляв, кося всегда рот набок, и произносил: «Щюра», отчего все тоже стали так его звать – и ему нравилось). У Щюры в жизни было все хорошо, кроме жены, которая никогда не давала ему выпить вволю. Бутылку водки в праздник, три бутылочки пива перед вечерним телевизором – максимум. Поэтому всякая отлучка жены была для него праздником. И, когда она поехала с дочкой к заболевшей, слава богу, матери в Подольск, Щюра тут же позвонил своему лучшему другу Славе – чтобы вместе насладиться свободой. Слава, впрочем, и без того был свободен всегда, не имея ни жены, ни детей, ни постоянной работы, чему Щюра всегда завидовал. И вот они запаслись питьем, продуктами, чтобы не отвлекаться и не бегать потом. Пили и беседовали, беседовали и пили, наслаждаясь общением и своим состоянием. Начинали с утра, к обеду упивались в лежку, валились, спали, просыпались часа через три-четыре – почти одновременно, что лишний раз доказывает гармоничность их дружбы, со смехуёчками опохмелялись – и опять беседа, опять выпивка, к вечеру на покой, с утра все заново. И было так пять дней. На шестой Щюра предполагал остановиться: должна была приехать жена. Но она с утра позвонила и сказала, что мать плохо себя чувствует, придется задержаться, да в Москве, телевизор показывает, неизвестно что происходит, что там у вас? Щюра не знал. Он обрадовался, разбудил Славу. Слава тоже пришел в восторг. Им было, конечно, физически очень плохо, но они знали, что счастье возобновимо – стоит только добраться до кухни. Добрались, открыли холодильник… Пусто! Обшарили все вокруг. Пусто. Нашли банку консервов и полбатона хлеба, но посмотрели на это с отвращением. Трудно описать, что испытывает организм человека с похмелья после пятидневной пьянки, причем организм не просто страдающий, а приготовившийся к облегчению страданий. Одно дело брести в темноте, не понимая, где выход, другое – идти наверняка к двери, а она – заперта! Хоть головой стучи. Впрочем, унывали недолго: деньги есть, стоит только добежать до ближайшего магазина, и все будет в полном порядке. Правда, они настолько были обессилены, что идти страшно не хотелось. Да и зачем мучаться обоим, если и один может сходить? Слава упирал на то, что он гость, гостя положено угощать, Щюра отнекивался тем, что он и так всю неделю угощает, не пора ли ответить на гостеприимство? В итоге решили кинуть монетку. Щюра проиграл и, не споря, устремился к источнику – как был, в шортах, футболке и в шлепанцах. Взял крепкую матерчатую сумку (пластиковым пакетам ни один уважающий себя выпивающий мужчина не доверяет). Удивляясь на ходу скоплению народа, он пробрался к любимому круглосуточному магазинчику – что за черт, закрыто! Сглотнул слюну на видные сквозь стекло полки с бутылками и побежал к супермаркету. Тот был, к счастью, открыт. Щюра закупился на все деньги, набил сумку плотно, побежал обратно. И тут будто с неба свалились – машины поперек дороги, люди в касках со щитами, появившиеся в считаные минуты. Этого еще не хватало! Щюра пытался по-человечески уговорить их, показывал на свой родной дом, совал бутылку. Требовали показать паспорт, а его-то Щюра и не взял – зачем? Тут в кармане запищал телефон – его Щюра не забыл (или не вынимал из кармана). Страдающий голос Славы спросил, в чем дело. Щюра успокоил: скоро буду!

Но – тык-мык, туда-сюда – не пройти! От волнения Щюра изрядно глотнул (впрочем, первый глоток был сделан сразу же, в супермаркете – душа не стерпела), покружил, потолкался. Вот гадство! А Слава поминутно звонил с домашнего телефона, стонал, погибая.

– У тебя хоть одеколон есть? – страдал он.

– Да нету!

– А зачем закрыл меня?

Это была ошибка, вернее, многолетняя привычка – выходя, закрывать дверь на ключ. Английских замков давно уже нет, все прочные, сейфовые, да и дверь стальная, как у людей – Щюра все-таки человек не бедный. А с пятого этажа не спрыгнешь.

Друг помирал в двух шагах, а Щюра был не в силах ему помочь.

Тут он увидел щель между зданием, где была «Шоколадница», и соседним домом. Эта щель метра на три в высоту забрана железными прутьями, но он сможет, он перелезет! И не такое преодолевали!

И Щюра рванулся туда, к щели.

Там стояла чернявая девушка.

– Можно пройти? – спросил Щюра нетерпеливо.

– Интересно, куда? – спросила с улыбкой девушка.

В Щюре все возмутилось. Там человек гибнет, а она тут ехидничает! И он ответил ей так, как следовало:

– Домой, дура! И ты тоже езжай в свой кишлак, чурка жженая, стоит тут, тварь, и выделывается!

– Э, э! – кто-то взял Щюру за плечо железными пальцами.

– Отвали! – дернулся Щюра.

Дернулся неудачно, накренился, не удержался, упал, тяжелую сумку при падении занесло. Она ударилась об ограду, в ней громко треснуло. Моментально озверевший Щюра вскочил и обеими руками пихнул чернявую сволочь в грудь, отшвырнул так, что она шмякнулась, задрав ноги.

– Это что делается? – заорал он. – Понаехали тут и ведут себя, как хозяева!