И видит, что сидит на суку дерева рядом с колчаном и луком. Берёт их, лезет вниз и думает о том, как хорошо поиграли с ним берегини аль куды… «Смотрите-ка, они даже воду из котелка вылили, ну и проказники», — тихо смеётся Доброслав и снова идёт к реке.
Ох, как вкусно пахнет вода, вон и лёгкий туманен, появился у противоположного берега, проснулись ночные птицы, о чём-то хорошем шепчет мелкая волна, накатываясь на тёплый песок.
«Что же это я такое увидел?… Какое-то странное зрелище… Не может быть, чтобы подобное мог совершить человек… Разве он враг себе?!» Клуд наполнил котелок и услышал зовущий голос друга:
— Брат, где ты?… Где?…
Уже полыхает костерок, сработанный Дубыней, а пёс, завидев Доброслава, с визгом, не свойственным ему, бросается к хозяину с таким видом, будто тот вернулся с того света…
— Ах ты, хороший… — с теплотой в голосе произносит Клуд, гладя Бука по гладкой шерсти. — Зверина ты мой с добрым сердцем…
Бук вдруг бросается вбок, садится и, обернувшись в сторону дерева, на которое влезал его хозяин, начинает выть. Вой его холодит сердце, и Дубыня взмолился:
— Утихомирь пса, Доброслав, Мы уже, считай, добрались до нужного места, а Бук так жутко дерёт глотку, словно оплакивает нас.
— Это не нас с тобой, Дубыня, а землю…
— Не понял тебя, Клуд.
И Доброслав рассказал другу о том, что привиделось ему.
— Поедем отсюда, — предложил Дубыня. — Здесь, наверное, обиталище колдунов и ведьм.
— Прямо сейчас? — спросил Клуд.
— Да. Пойду ловить стреноженных лошадей. А ты готовь сёдла. Чур меня, чур![146]
…Княгиня киевская Сфандра с дочками и челядью снова гуляла по берегу Днепра и увидела двух всадников и бежавшего с ними рядом волка. Она кинулась к детям, прижав их к своему подолу. Крик подняли мамки. Охранники выхватили из ножен мечи и вмиг окружили всадников и дикого пса.
Клуд и Дубыня спокойно слезли с коней, и Доброслав обратился к княгине:
— Вижу — государыня… Не бойтесь, пёс наш с виду страшен, но без моего приказа и приказа моего друга он никогда ни на кого не нападает. А мы — конные странники, едем из Константинополя, добирались до града Киева через Херсонес и земли уличей.
— Из самой столицы Византии? — невольно вырвалось у Сфандры.
— Да, государыня.
— А что же нужно вам в нашем граде?
— Дело у нас до князей. Важное.
— Все так говорят… Важное дело, важные просьбы… А потом кидаются на князей с ножами, — проговорил кто-то из гридней.
— Хватит тебе, Кузьма. — Княгиня повернулась к рослому охраннику, который был не кто иной, как наш знакомый, избежавший казни, а потом срубивший голову жрецу Мамуну, покушавшемуся на жизнь Дира.
Среди теремных мамок и девок находилась теперь и Деларам, а свою возлюбленную Кузьма не хотел оставлять без присмотра. Заодно князь Аскольд поручил ему охранять и жену с дочерями.
— Дайте сюда ваше оружие, — обратился Кузьма к Доброславу и Дубыне, — и передайте поводья. А вы, мои товарищи, берите всех в кольцо вместе с волком…
Завидя возле терема свору сторожевых собак, Клуд сказал Буку:
— Иди и прижмись к моей ноге — и от неё ни на шаг…
Пёс, подняв голову, взглянул умными глазами в лицо хозяину и проделал всё, что тот приказал.
Охранники переглянулись между собой и удивились:
— Глякось, как понимает. Словно человек в образе зверя. Ай да пёс!…
— Между прочим, Буком его зовут, господа служивые, — разобиженный таким приёмом киевлян, буркнул Дубыня.
— Шагай давай! — прикрикнул Кузьма.— Сей час всё узнаем: и как зовут, и зачем в Киев пожаловали… Конные странники…
И в окружении вооружённой охраны Добро слава с Дубыней и Буком доставили в терем к князю. Аскольд быстро вошёл в гридницу, одетый в простую полотняную рубаху, княжеского только и было на нём что пояс, украшенный жемчугами, с драгоценным оружием, да ещё сапоги из красного сафьяна. Молча уставился, сверля глазами непрошеных гостей. Но те не смутились под его взглядом, так же молча рассматривали киевского архонта, о котором наслышались немало за время своего длительного путешествия.
Создавшееся неловкое положение разрядил грубым окриком Кузьма:
— На колени!
Но Аскольд знаком руки остановил Доброслава и Дубыню.
— Кто такие? — спросил.
— Крымские поселяне мы. Были в Хазарии и Византии… Вернулись оттуда на купеческом суд не. Мечтали увидеть священные воды Днепра, или Борисфена, как называют его хазары и греки. И очень хотели лицезреть тебя, князь киевский, Аскольдом наречённый, и твоего брата. А в том, что ты Аскольд, сомнений нету… Философ Константин, с которым мы ходили в Хазарию, сказывал, что ты белее волосами Дира и по возрасту старше… А философу о тебе и твоём брате рассказывал в Херсонесе главный над твоими купцами Мировлад.
Заслышав это имя, вздрогнул Аскольд, и желваки заиграли на его скулах.
В Константинополе мы узнали страшную весть, — продолжал Доброслав. — Ограбили их и отрубили им головы.
— Эта весть уже дошла до нас тоже, — глухо сказал князь. — Как зовут вас?
— Доброслав и Дубыня. А это наш Бук — помесь овчарки и волка, боец, надёжный друг.
— Постой, постой… Доброслав, Дубыня… Пёс дикий… Кузьма! — крикнул дружиннику. — Разыщи Еруслана!