Поход семерых

Привыкший к тихому Дольску Аллен возвращался от друга, и недалеко от дома к нему пристали две подвыпившие личности в спортивных куртках. Наверное, при свете дня они бы им ни за что не заинтересовались, но в сумерках приняли маленького и худого Аллена за девушку и захотели познакомиться, на что их подвигли его замечательные длинные волосы, блестящие под фонарем. Все могло бы кончиться вполне невинно, если бы Аллен не любил так сильно книги про рыцарей. Слово «негодяй» и пощечина были ровно тем, что нельзя делать в подобной ситуации; после этого Аллена стали бить. Били его вполне умело, и он испытал на себе затягивание в некий черный круг кошмарного сна, из чьей катящейся наплывами неимоверной реальности почему-то никак не удается вырваться. Вечерние пешеходы столицы, привычные ко всему, деловито шли по домам, отворачиваясь от темного дворика, из которого доносились то придушенные, то булькающие крики; потом (через сто лет, через новые вязкие три круга ада, Господи, Господи, меня же убивают, помогите, Господи, они же меня убьют сейчас) раздался свисток полицейского — и Аллена, который почему-то в своем черном закруглившемся мире сейчас звался Анфортас и был Увечным Королем, поволокли добивать подальше от полиции в ближайший подъезд. Там он вдруг обрел на миг объективную реальность, понял, что это ЕГО СОБСТВЕННЫЙ подъезд, и с редкой находчивостью заорал во весь голос. С четвертого этажа на вопль прибежал Роберт с тренировочным мечом, и все кончилось хорошо — за исключением того, что Аллену казалось, будто ему переломали все кости, а Роберт ночью спускался вниз с ведром и тряпкой, чтобы вымыть с лестницы кровь. Все зубы и кости, включая распухшие отдавленные пальцы, у Аллена оказались, как ни странно, целы, основные потери — вывихнутая челюсть да с корнем вырванный клок волос. Ну и лицо, конечно же, лицо — пару недель после этого бедняга походил на некое кинематографическое чудовище. Потом Аллен по совету брата начал новую жизнь — отрезал волосы (вырванная в драке прядка до сих пор не отросла до пристойной длины и слегка топорщилась над лбом короткой метелкой) и отправился постигать боевое искусство в тренировочный зал ордена «Белое копье». С первой же стипендии купили кожаный шлем и наручи, тренировочный меч приобрели у Робертова друга — тяжелый, как кусок рельса, весь в рубленых отметинах прежних боев…

— Иди ты к Темным со своей подготовкой! Я, в конце концов, совершеннолетний и могу сам разобраться, что мне делать! — Аллен махнул мечом, задев какую-то книжку на краю стола. Книжка шлепнулась с жирным звуком, раскрывшись по дороге; из нее выпала фотография Лары — совсем белые распущенные волосы, белый плащ, ослепительная журнальная улыбка. Аллен и рад был бы остановиться, да уже не мог: его несла на гребне волны некая неуправляемая стихия. — Будь добр, разберись лучше с собственной дурацкой жизнью, там, кажется, тоже не все в порядке, а, сэр Роберт Самый Правильный? Разберись наконец со своей дурацкой Ларой, сколько лет тебя будет водить за нос твоя бесстыжая сверхкрасавица, сэр Роберт Никак-не-Женатый?!

Роберт одним прыжком преодолел расстояние от двери до бушующего брата, крепко обхватил его руками и повалил на ковер.

— Хватит. Замолчи немедленно, трепло, — или я тебя… убью сейчас, пророк несчастный! Представляешь, ты будешь убит своим братом, прямо как Балин и Балан, вот ужас-то…

Аллен, прижатый к ковру, внезапно стал очень бледным. Он так уставился на брата, будто увидел привидение, и Роберту показалось, что он, как это ни дико, сейчас расплачется. Рыцарь рывком поднял его и прижал к груди:

— Да ты что, Аллен? Что у тебя с нервами? Я тебя ушиб, что ли? Я старался мягко…

И тогда Аллен, мотая головой и не поднимая на брата глаз, к стыду своему, и впрямь разревелся впервые со дня той давней драки. Шмыгая носом, он поведал брату, что вовсе не ушибся, просто сходит с ума из-за снов, которые ему вот уже неделю снятся каждую ночь, а сегодня был совсем особенный — даже не сон совсем, а, наверное, видение. Потому он и не сдал дурацкий зачет, и наорал на Роберта тоже поэтому, «Извини, пожалуйста, я дурак и негодяй — но зато теперь я тебе все расскажу, и ты мне скажешь, что с этим делать, потому что я сам уже не понимаю ничего…»

— Мне снился… то есть снится каждую ночь один Артуровский рыцарь. Еще он себя называл рыцарем Грааля. Он очень славный — не в том смысле, что прославленный, а в том, что хороший. Он совсем молодой, с длинными светлыми волосами, а одежды у него белые и красные или иногда просто кожаная рубашка — не латы какие-нибудь… Зовут его как меня.

— Аллен? Халлен? Это, наверное, тебя сам Хальен-Завоеватель навестил, — ободряюще улыбнулся Роберт.