Поход (СИ)

Построив сводный отряд, довёл до них приказ командования, после чего началась подготовка к передаче наших позиций. До этого я думал, что чувство хомячества присуще только казакам. Как оказалось, я был не прав, когда вечером сводная рота направилась в Тонгку, запасы форта полегчали минимум на пару-тройку тонн.

Будаков оказался гением «мародёрства». Чтобы не возникло конфликта с прибывшими морячками, стрелки заранее скрытно вынесли-вывезли «трофеи» за пределы крепости и припрятали в нескольких местах. При этом, безбожно эксплуатировали и китайских пленных. Сдав уже в сумерках форт, сводная рота покинула его стройной колонной с песней:

Из тайги, тайги дремучей,

От Амура от реки

Молчаливой, грозной тучей,

В бой идут сибиряки.

Надо было видеть удивление Станкевича, Янчиса, да и своё лицо хотелось бы увидеть в зеркале, когда при подходе к Таку обнаружилось, что наш отряд обзавелся солидным обозом, который нашелся в речных камышах по дороге.

— Будаков, братец, объясни мне, откуда такие богатства? — поинтересовался я у полкового каптенармуса, прибывшему в голову колонны по моему приказу.

— Ваше высокоблагородие, я думаю, что это китайцы бросили, когда драпали. Не пропадать же добру, — глаза Ивана Фомича были честными и чистыми, как у младенца. — Неизвестно, что нас ждет впереди.

— А если морячки недостачу обнаружат? Что с тобой прикажешь делать, фельдфебель Будаков. Под суд отдавать?

— Ваше высокоблагородие, о чём вы говорите. Какая недостача? По бумагам у нас всё прошло без сучка и без задоринки. Кондуктор Паршин, который у меня склады принимал, тоже не первый год служит. Так что, там всё хорошо. Да и как всё учесть-то. Мы там несколько разрушенных пушками складов оприходовать не успели. Так что и морячки довольными остались.

Глядя на возмущенно честную физиономию Будакова, я не выдержал и рассмеялся. За мной рассмеялись Станкевич и Янчис, каптенармус продолжал изображать из себя деву Марию, которую обвинили в потере девственности.

— Ваше высокоблагородие, там для Вас и ваших пулемётных расчетов пара колясок подготовлена. Не с пустыми руками к казакам, да артиллеристам придёте. Я Алимову, который вторым, а теперь первым расчетом командует, объяснил, что где лежит.

— Спасибо, Иван Фомич, — продолжая улыбаться, поблагодарил я Будакова. — Что же, господа офицеры, Таку проходим быстро и грузимся на баржу, приготовленную для нас, также быстро. Лишние вопросы нам ни к чему. А Будаков прав, что нас ждет в ближайшее время неизвестно. Запас карман не тянет. Тем более, мы его так удачно нашли в камышах. Плохие китайцы бойцы. Столько необходимого для нашего отряда побросали. И главное, ничего испортиться не успело. Правда, Будаков?

— Так точно, Ваше высокоблагородие! Сам удивляюсь, как такое получилось. Будто по нашему списку всё уносили. — Я и офицеры вновь грохнули хохотом. В этот раз к нам присоединился и Будаков.

Переправа через Пэйхо много времени не заняла. После неё произошло разделение отряда. Станкевич повел большинство в расположение Девятого стрелкового полка, а я с семью пулемётными расчетами, ординарцем и тремя бойцами обслуживания направились туда, где расположилась пулемётная полубатарея. Один расчет потерял ранеными, ещё четверо отказались, так как дальнейшую службу пулемётчиками объявил добровольной.

Встреча с капитаном Муравским оказалась доброжелательной. Этот офицер оказался фанатом пулемётов и артиллерии. Общий язык нашли через пару минут общения. Когда зашло солнце, к нам «на огонёк» заглянули сотник Смоленский и хорунжий Тонких, чья полусотня наконец-то прибыла в Тонгку. Как оказалось, Тонких, два года назад вместе с Даном, моим названным братом Петром Даниловым из нашего первого десятка, вместе окончили Иркутское юнкерское училище. Ромка Селевёрстов не особо успешно выпустился из училища в прошлом году, отстав из-за слабой теоретической подготовки от Дана на год. И если Дан, уже носил погоны хорунжего, то по письму дядьки Петро Селевёрстова восьмимесячной давности, Лис их пока не получил, довольствуясь подхорунжим. Сообщал об этом дядька с чувством горечи. Какой-то сын писаря обскакал его кровиночку.

Посидели хорошо. Очень в тему пришлись «трофеи» Будакова, выделенные нам. Ужин получился просто замечательным. За чаем, который пили с костра, обсудили наши совместные действия на завтра. Потом где-то с час пообщался с Тонких, узнавая подробности его обучения в родном училище. Вспомнили офицеров-педагогов и прочее, прочее, прочее.

Как оказалось, в училище появилась белая мраморная доска с моей фамилией, как Георгиевского кавалера. Узнал и о том, что Дан прославился среди юнкеров, как зубрила, а Ромка, как сорви-голова. Из-за нескольких проказ его дальнейшая учеба стояла под вопросом, но боевые навыки, заставляли командование училища закрывать глаза — первый рубака, первый стрелок, рукопашник, знаток ручного и станкового пулемёта, из которых, включая револьвер и винтовку мог нарисовать вензель императора на мишени. После проверки постов улеглись спать. Утро вечера мудренее.