Поход скорпионов

Пусть и относительно малочисленные, эти новые существа оказались лучшими бойцами. Миг – и они легко, почти без усилий разделили нас, как разделяют стадо пастушьи собаки, разбили наш крошечный строй на островки. Они не спешили нападать – не знаю почему. Наверное, примеривались, желая отправить нас в царство теней с минимальными для себя потерями.

Нам с Глазом повезло, мы оказались в паре. Спина к спине, вооруженные лишь дубинками, мы ждали нападения, а твари вились вокруг, примериваясь к нашим глоткам. Гиеагра оттеснили ближе к краю поляны. Острие его меча поблескивало в двух дюжинах шагов от нас, и десятки пар глаз неотрывно следили за этим смертоносным блеском. Меньше всего повезло Бурдюку: под его опекой оказались Эписанф и Лаита. Женщина, скорчась под своими тряпками, беспрестанно перебирала пальцами, наверное молилась, теребя амулеты и обереги; философ же все рылся и рылся в своем мешке с упорством пьянчуги, пытающегося выудить из складок одежды последнюю монетку.

Монстры атаковали разом, будто услышав команду. Сразу три твари, не издав ни звука, ринулись на меня. Одной я проломил череп, две других, столкнувшись в воздухе, покатились по земле.

Новый бросок. На этот раз я замешкался, и пара челюстей с загнутыми клыками проделала дыру в моей тунике. Зверь лишь немного не рассчитал, иначе мои внутренности уже вывалились бы на камни. Я ударил ногой. Чудовище отлетело на несколько шагов, но тотчас вскочило на лапы!

Еще бросок, и еще, и еще! Меня цапнули за лодыжку, алым цветком вспухла рана на бедре; саднило в боку – не то от усталости, не то от ран, правое ухо горело, а по щеке и по шее бежала теплая липкая струйка. Но я еще держался и без остановки работал дубиной, моля богов, чтобы не дали ей сломаться, чтоб удача моя длилась, длилась как можно дольше, ибо только удачей можно было объяснить то, что я еще жив.

– Н-на! Н-на! – Спина моего напарника ходила ходуном, слышались взвизги, хруст костей. – А, шакальи морды! Не нравится? Глаз и не таким ребра ломал!

Мы дрались. Не знаю, сколько времени прошло, каждое мгновение длилось бесконечно долго. Иногда удавалось бросать взгляды по сторонам. Бурдюку приходилось совсем несладко, но он сражался за десятерых. На моих глазах он уложил сразу две твари – те ухватили Лаиту за подол и пытались оттащить прочь. Эписанф вновь принялся сыпать заклинаниями, но они не помогали. Гиеагр пытался пробиться к этим троим, но на него насела целая свора, так что герой продвигался удручающе медленно.

Тварей все прибывало. Они кружили, вились, наскакивали, отбегали. Они жаждали крови, жаждали уничтожить нас, и адское пламя сверкало в их глазах.

Бой продолжался. Мы слабели с каждой секундой. В какой-то миг я едва не выпустил из рук дубину – от моей крови она стала скользкой, как рыба.

А потом я увидел тварь, которая прикончит меня. Размером с крупного волка, шипастая, похожая на траченную молью, утыканную иглами собачью мумию, она застыла в пяти шагах от меня. Она смердела как сушеный труп, она шелестела и пощелкивала при каждом вдохе, будто внутри этого пергаментно-желтого кожаного мешка перекатывались оторвавшиеся от скелета кости. Она топорщила иглы и скалила клыки, и я чувствовал на себе ее ненавидящий взгляд, хотя тварь не имела глаз: глазницы были затянуты тонкой коричневой пленкой. Воплощение моих самых страшных ночных кошмаров, жуткое видение из тех времен, когда боги еще не наполнили своей благодатью наш мир и повсюду царил хаос, эта тварь готовилась к прыжку, и ее сочащийся злобой взгляд был устремлен на мое горло…

Я перехватил дубину, отчетливо понимая, что сил взмахнуть ею уже нет. Оттолкнувшись задними лапами, тварь взмыла в воздух…

Свет! Ярчайшая, ослепляющая вспышка! Удар!

Ноги подкосились, звериная сила опрокинула меня на землю! Я заорал, заизвивался, стремясь сбросить монстра, придавившего меня к земле. Ладонь уперлась в оскаленную пасть, я надавил изо всех сил, стараясь оттолкнуть от себя это смердящее исчадье. Неимоверное усилие, и вдруг… вдруг моя ладонь провалилась в пустоту – отшвырнула чудовище, будто оно разом потеряло всю свою мощь, сделалось невесомым, как воздух!..

– А-а-а-а-а-а!!! – заметался над поляной чей-то хриплый вопль, и только тогда я обнаружил, что глаза мои крепко зажмурены.

Небо – вот что я увидел, открыв глаза. Самое голубое за всю мою короткую жизнь.

Вопль повторился, теперь голосили уже в две глотки.

Приподнявшись на локте, я бросил взгляд в ту сторону. Мне явилась странная картина. Бурдюк отплясывал какой-то дикий танец и то и дело бросался обнимать Эписанфа. Философ стоял столбом, дико озираясь; рука его, казалось, навек застряла в мешке. Лаита, наша таинственная, вечно закукленная, зашторенная, закрытая Лаита, протягивала к Бурдюку руки, желая разделить его безумство. А вокруг… Вокруг бугрились трупы поверженных монстров, почти скрывая поляну. В трех или четырех местах они громоздились кучами – там, где полыхали самые ожесточенные схватки.

Одна из таких куч вдруг зашевелилась и распалась. Порядком израненный, но, хвала богам, живой, из нее выбрался Гиеагр.