Поход Суворова в 1799 г.

10 апреля войска Суворова подошли к крепости Брешиа (40 тысяч жителей), занятой французским гарнизоном (1100 человек); предстояло первое дело под начальством русского главнокомандующего. Фельдмаршал приказал штурмовать крепость, а не заключать с комендантом почетной капитуляции. «Иначе, — говорил Суворов, — неприятель будет держаться в каждом блокгаузе, и мы будем терять и время, и людей».

Суворов оказался прав: после безвредной перестрелки комендант, устрашенный приготовлениями к штурму, согласился на посланное ему твердое предложение о безусловной сдаче; взято 46 орудий, потерь убитыми и ранеными не было. Взятие Брешии произвело сильное нравственное впечатление на войска: «войско требовало, чтоб его вели к новым победам». Суворов доносил, что войска действовали «под жестокими пушечными выстрелами» и что неприятель сдался «по упорном сопротивлении». Эти невинные натяжки в донесении легко объясняются желанием Суворова произвести благоприятное впечатление на союзные правительства (так и было), что, без сомнения, повело бы к успеху общего дела, но они, между прочим, дают характеристику многим реляциям.

Хорошо зная человеческую душу, Суворов пользовался с выгодою подобными приемами; например, он особенно выхвалял австрийцев за взятие Брешии, хотя участие в деле было одинаковое и со стороны русских, но похвала Суворова нужна была для хороших отношений с союзниками, ибо, как показывает история, они постоянно нарушаются, рождается зависть, а дело страдает.

13 апреля 1 1/2 полка казаков с налета овладели укрепленным городом Бергамо и его цитаделью, взяли 130 человек французов в плен, 19 орудий, знамя, много ружей и других запасов.

Между прочим, «найдя и здесь большой запас французских белых сухарей, разделили оный для употребления в пищу».

14 апреля Суворов подошел к реке Адде и заметил, что французы не намерены оставить ее без сопротивления. Наконец Суворов дождался сражения.

У французов было 28 тысяч, растянутых отдельными отрядами на 100 верст вдоль всего течения реки Адды, от ее истоков из озера Комо, у города Лекко, до устья. Суворов имел 48500 человек и решился прорвать тонкую линию французов при содействии предварительной фланговой атаки отрядом генерал-майора князя Багратиона через город Лекко. В записках Грязева описан бой у Лекко, но отнесен к 14 апреля, тогда как официально считается 15; следует заметить, однако, что историки войны 1799 года (французский – Жомини, немецкий – Клаузевиц и русский историк-очевидец Фукс) также упоминают о каком-то деле у Лекко 14 апреля. Во всяком случае, бой у Лекко был упорен, — недаром Суворов в письме к графу Толстому говорит: «На Лако-ди-Комо чуть было мою печенку не проглотили». Самое сражение на реке Адде с переправою через нее произошло 16 апреля и закончилось полною победою Суворова над французами; а 17 целая французская бригада генерала Серрюрье, вследствие совершенно нелепых действий последнего, взята в плен. Всего у французов убито и ранено более 2 1/2 тысячи, взято в плен до 5 тысяч и 27 орудий; союзники потеряли до 2 тысяч человек.

Результатом победы на реке Адде было занятие союзниками Милана, столицы Цизальпинской республики, которую французы учредили из Ломбардии, Модены и римских легаций. Отступившие французы оставили в Милане небольшой гарнизон. Вечером 17 апреля майор Молчанов с полком казаков ворвался в город и завладел им; гарнизон укрылся в цитадель.

18 апреля вступление Суворова в город было торжественным въездом. В это число пришлось Светлое Христово Воскресенье; весенний итальянский день был совершенно ясен; на улицах города толпы народа. Все радовались, дворянство и духовенство надеялись на восстановление своих прав, попранных революцией, на возвращение имуществ и почестей; торговцы и ремесленники рассчитывали избавиться от тягостных налогов и насильственных займов; сельское население жаждало успокоения. Суворова встречали криками: «Ewiva nostro liberatore»*.

Русские войска поразили итальянцев: вместо диких варваров, пришедших из ледовитых стран, они увидели весьма обходительных людей, отличавшихся особенным благочестием и набожностью; казаки крестились, проходя мимо каждой церкви, обменивались между собой троекратными поцелуями (христосовались), которыми награждали даже встречных изумленных итальянцев. Суворов ласково обошелся с пленными, пригласил их генералов к обеду и возвратил Серрюрье шпагу, сказав: «Кто так владеет шпагою, как вы, тот не может быть лишен ее». Серрюрье, не поняв тонкой иронии, был очень доволен и расхрабрился так, что сделал Суворову замечание, будто его нападение было слишком смелое. «Что делать, — отвечал русский полководец, — мы, русские, без правил и без тактики: я еще из лучших». Однако, прощаясь с Серрюрье, выразил надежду увидеться с ним в Париже.

Впечатление, произведенное занятием Милана и уничтожением Цизальпинской республики, было сильное: во всей северной Италии народ заволновался, начали вспыхивать восстания против французов.