Изнуренные палящим зноем и неравным боем, русские еле держались. Розенберг начинал думать об отступлении.
Он подъехал с таким предложением к Суворову, который лежал в тени большого камня в одной рубашке, а китель держал за рукав. «Попробуйте поднять этот камень, — сказал фельдмаршал, — не можете?., ну, так и русские не могут отступать»… Суворов велел Розенбергу держаться крепко, ни шагу не делать назад; Меласу послано приказание энергичнее наступать, вероятно, для отвлечения французов. Во время этого разговора подъехал Багратион с донесением, что войска его также утомлены до крайности; убыль на половину; ружья от пороховой накипи на полках худо стреляют, а неприятель все еще силен. «Нехорошо, князь Петр», — сказал Суворов и крикнул: «Лошадь!». Перекинув китель через плечо, фельдмаршал помчался к войскам Швейковского, которые уже дрогнули. Носясь среди солдат, Суворов громко кричал: «Заманивай шибче… шибче заманивай… бегом!». Пройдя шагов полтораста, он крикнул: «Стой!». Солдаты остановились; скрытая до сих пор батарея «брызнула» в лицо французам ядрами и картечью. Фельдмаршал повернул войска и повел их в атаку. Вместе с тем, он двинул из резерва казаков и три батальона. Затем он понесся к войскам Багратиона и по пути двинул к нему на поддержку отдыхавшие казачий полк и батальон егерей. Едва люди увидели своего старого фельдмаршала, как все преобразилось: ружья начали стрелять, затрещал беглый огонь, забили барабаны, откуда взялись силы у людей? Новая атака русских произведена с такою стремительностью, что французы сочли эти войска за свежие, вновь прибывшие подкрепления. Хотя французы были все-таки сильнее соединенных сил Багратиона и Швейковского, но атака произведена ими с такой живостью, что неприятель отошел на правый берег Треббии и не отважился более переходить в наступление.
Однако развить успех на своем правом фланге и нанести окончательный удар французам Суворову не удалось: Мелас опять удержал дивизию Фрелиха – тупой старик не мог понять замысла главнокомандующего. Таким образом, бой 8 июня закончился только тем, что в 6 часов пополудни французы повсюду были отброшены на правый берег Треббии. Суворов намеревался в тот же вечер атаковать неприятеля за Треббией и довершить его поражение; но упорный и продолжительный бой, при палящем зное, настолько утомил войска, что фельдмаршал отказался от своего намерения и отложил атаку до утра.
Во все три дня боя на Тидоне и Треббии 70-летний полководец почти не сходил с коня, проявил самую кипучую деятельность днем в бою, а ночью за диспозициями и прочими распоряжениями, и потому крайне нуждался в отдыхе, — он еле держался на ногах. Несмотря на это, фельдмаршал весело поздравил собравшихся вечером генералов «с третьей победой» и сказал: «Завтра дадим четвертый урок Макдональду». К 5 часам утра приказано было быть готовым для новой атаки.
Если предстоял этот «четвертый урок», то главным образом по вине Меласа, который вновь обнаружил неповиновение главнокомандующему, удержал у себя пехоту дивизии Фрелиха и привел сражение к параллельному столкновению, которое не могло дать решительного результата. Узкий эгоизм до такой степени застлал глаза Меласу, что он, видимо, даже не вполне понимал значение своего поступка. По крайней мере, в реляции своей о боях на Ти-доне и Треббии, представленной фельдмаршалу, Мелас после списка отличившихся собственноручно приписал: «Если и нижеподписавшийся хорошо поступал, то и себя препоручает милостивому вниманию».
Французская армия была потрясена трехдневным сражением. Потери французов были велики, но и союзники много потеряли; в конце концов, французы все-таки были многочисленнее союзников. Макдональду не было нанесено такого удара, который ставил бы его в критическое положение; он сохранил свою позицию; но очевидно было, что нравственная упругость французской армии сломлена, а противник еще сохранил веру в себя и решается на новое усилие. Вот эта лишняя частица энергии, сохраненная в самую последнюю минуту, часто и берет верх и превращает в победителя того, который при малейшем колебании чашки весов мог бы оказаться разбитым наголову. В ночь на 9 июня Макдональд собрал в Пьяченце военный совет, на котором выяснилось, что теперь важно было спасти остатки армии, дабы впоследствии попытать счастье на другом месте. В 12 часов ночи отдано приказание об отступлении.
Едва начало светать, как с передовых постов пришло донесение в главную квартиру союзников, что неприятель отступает. Обрадованный Суворов тотчас решается завершить дело энергическим преследованием.
В 4 часа утра союзники двинулись вперед. «Разлившаяся река Треббио, в которую открыты были все шлюзы из каналов, как хитрость неприятельская, не удерживает нашего стремления; мы переходим ее вброд инде по плечи, сберегая сколько возможно свои ружья и патроны, неся оные на головах с сумою, их вмещающею».