Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Впрочем, это последнее решение было принято не без основания. Соединение армии на Висле было призрачным: в Старой гвардии насчитывалось самое большее 500 способных носить оружие; в Молодой гвардии — почти никого; в 1-м корпусе — 1800 человек; в 3-м — 1600; в 4-м — 1700. Притом большинство этих солдат, остатки шестисоттысячной армии, едва ли могли владеть оружием!

При таком беспомощном положении, когда оба крыла отделились от нас, Австрия и Пруссия сразу отошли от нас, Польша становилась западней, которая могла захлопнуться за нами. С другой стороны, Наполеон, никогда не соглашавшийся ни на какие уступки, хотел, чтобы мы защищали Данциг: итак, надо было стягивать туда все, что еще могло годиться на войне.

Впрочем, если уж говорить все, то надо сказать, что когда Мюрат в Эльбинге думал создать армию и мечтал даже о победе, он нашел, что большинство самих военачальников утомлено. В его сердце проникло то отчаяние, которое заставляет всего бояться. Многие беспокоились за свои чины, за свои звания, за земли, которые они получают в завоеванной стране, а большинство мечтало только о том, как бы перейти Рейн.

Что касается прибывавших рекрутов, то это была смесь всех народов Германии. Чтобы присоединиться к нам, они прошли прусские владения, откуда исходила такая ненависть к нам. Приближаясь, они видели наше отчаяние, наше положение; вступая в ряды, они не были окружены и поддерживаемы старыми солдатами; они, среди всех этих бедствий, видели, что должны поддерживать дело, брошенное теми, которые больше всего были заинтересованы в том, чтобы заставить его восторжествовать, поэтому большинство их разбежалось с первого же привала.

При виде бедствий возвращавшейся из Москвы армии испытанные войска Макдональда — и те поколебались. Однако этот армейский корпус и совсем новая дивизия Геделе сохранили полный порядок. Все эти остатки поспешили соединить в Данциге: там было собрано 35 тысяч солдат семнадцати различных национальностей. Остальное небольшое количество должно было начать присоединяться с Познани и с Одера.

До сих пор Мюрат не мог лучше руководить нашим отступлением; но в то время, когда он проходил через Мариенвердер, направляясь на Познань, письмо из Неаполя снова смешало все его решения. Впечатление от письма было ужасное: по мере того как он читал его, в его крови так быстро разливалась желчь, что через несколько минут он был совершенно пожелтевшим!

Кажется, какое-то правительственное распоряжение, сделанное королевой, поразило его в самое чувствительное место. Ничуть не ревнуя королеву, несмотря на ее очарование, он строго относился к ее авторитету; и особенно не доверял он ей как королеве, как сестре императора.

Странно было видеть, как он, казалось, до этого дня жертвовавший всем для славы оружия, вдруг позволил менее благородной страсти завладеть собой; но, несомненно, в сильных характерах всегда доминирует одна какая-нибудь страсть.

Это произошло 11 января, за тридцать три дня до того, как Шварценберг отделился от французской армии, командование которой взял на себя принц Евгений.

Александр I остановил движение своих войск в Калише. Здесь затихла эта яростная и продолжительная война, которая преследовала нас с Москвы: до весны она выражалась только в слабых, отдельных стычках. Сила несчастья, казалось, истощилась, но это только истощились силы сражающихся: готовилась самая отчаянная борьба. Этот перерыв не был перерывом для заключения мира; скорее он служил вступлением к бойне.

После полутора тысяч лет сплошных побед, Революция четвертого столетия, Революция королей и вельмож против народа, была теперь побеждена Революцией девятнадцатого века, Революцией народа против вельмож и королей. Наполеон родился от этого сожительства; он так мощно овладел им, что казалось, будто все это великое потрясение было только рождением великого человека! Он управлял Революцией, словно был гением этого ужасного явления. Она покорилась его голосу. Стыдясь своего распутства, она восхищалась им, бежала к его славе, собрала Европу под его скипетр; и послушная Европа поднялась по его сигналу, чтобы загнать Россию в ее старые границы: казалось, весь Север будет побежден до самых льдов!

Однако этот великий человек, в таком важном деле не мог покорить природу! При могучем усилении подняться на этот крутой скат силы изменили ему! Взобравшись до ледяных областей Европы, он был сброшен с самой вершины! И этот Север, побеждавший юг в своих наступательных войнах, как это было в средние века при его завоевательном шествии, считает себя недосягаемым и несокрушимым.

Товарищи, не верьте этому! Вы можете победить его почву, его равнину, его климат, его суровую и величественную природу, как вы победили его солдат!

Но за какие ошибки вы были наказаны таким несчастьем? Я говорил о тех и о других. Над этим океаном бедствий я поднял печальный факел с мрачным и кровавым светом. И если моей руки недостаточно для этого тяжелого труда, по крайней мере, я заставил всплыть наши обломки, чтобы те, кто придет после нас, могли заметить опасность и избегнуть ее!