Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Но Богарне и остатки его дивизий все еще не показывались. Дальнейшее сопротивление становилось невозможным. Требования сложить оружие все усиливались. Во время таких коротких перерывов слышался отдаленный грохот пушек впереди и сзади. Итак, вся армия была атакована одновременно; от Смоленска и Красного шла одна непрерывная битва! Помощи неоткуда было ждать; нужно было самим искать ее, но где? В Красном — невозможно, этот город был слишком далеко; все заставляло предполагать, что и там происходит сражение. Придется снова отступать; но русские под командой Милорадовича, кричавшие из своих рядов, чтобы они сложили оружие, были слишком близко, чтобы осмелиться повернуться к ним спиной. Лучше было бы повернуться к Смоленску, потому что с той стороны был принц Евгений, слиться в одну массу и, нагнув голову, вернуться в Россию, мимо рядов этих русских, присоединиться к Богарне, затем возвратиться всем вместе, опрокинув Милорадовича и достичь, в конце концов, Красного.

На это предложение командующего все ответили единодушным согласием. Тотчас же колонна сплотилась в одну массу и устремилась сквозь десятки тысяч неприятельских ружей и пушек. Сначала русские, изумленные, расступились и пропустили до самого своего центра эту горстку почти безоружных воинов, но затем, поняв, на что они решились, движимые жалостью или изумлением, принялись кричать нашим, чтобы они остановились, уговаривая их сдаться. Но им отвечали лишь твердой походкой, угрюмым молчанием и острием штыков. Тогда грянула сразу в упор вся русская артиллерия, и половина геройской колонны пала мертвой или раненой!

Остальные же продолжали двигаться, и ни один человек не отделился от общей массы, к которой не посмел приблизиться никто из русских! Немногие из этих несчастных снова увидели Богарне и его приближавшиеся дивизии. Только тогда они покинули свои места. Они устремились к этим жалким рядам, которые, разомкнувшись, приняли их под свое покровительство.

В течение часа пушки русских уничтожали их. В то время как половина их сил была направлена на Гильемино и заставила его отступить, Милорадович, во главе другой колонны, преградил путь принцу Евгению. Правый фланг русских упирался в лес, находившийся под прикрытием усеянных пушками высот; их левый фланг подходил к большой дороге, но лишь частично. Такая диспозиция указывала Евгению на то, что ему надо было делать. Королевская колонна по мере своего приближения развертывалась по правой стороне дороги, причем ее правый фланг выступал дальше левого. Таким образом, принц поставил наискось между собой и неприятелем большую дорогу, за которую и происходила битва. Каждое из войск занимало эту дорогу своим левым флангом.

Русские, заняв такую наступательную позицию, защищались; одни лишь их ядра атаковали Евгения. Началась канонада, грозная с их стороны и почти ничтожная с нашей. Евгений, раздраженный огнем, принял следующее решение: он вызвал 14-ю французскую дивизию, расположил ее по левую сторону большой дороги и указал ей на покрытые лесом высоты, на которые упирался неприятель, составлявшие его главную силу; это был самый важный пункт, центр операций, и для того, чтобы покончить с остальным, нужно было отбить его. Он не надеялся на это, но такой маневр отвлек бы силы и внимание неприятеля, правая сторона дороги была бы свободной, и можно было бы воспользоваться ею.

Только триста солдат, образовавших три отряда, решились отправиться на этот приступ. Эти преданные люди решительно двинулись против тысяч неприятеля и их грозную позицию. Батарея итальянской гвардии двинулась вперед, прикрывая их, но русские батареи сбили ее тут же, и она досталась неприятельской кавалерии.

Между тем триста французов, на которых сыпалась картечь, продвигались вперед; и они было уже достигли неприятельской позиции, как вдруг с обеих сторон леса прямо на них галопом бросились кавалеристы и перебили их. Они все погибли, унося с собой остатки дисциплины и храбрости своей дивизии!

Тогда-то показался генерал Гильемино. От принца Евгения, располагавшего четырьмя тысячами обессиленных солдат, оставшихся от сорока двух тысяч, надо было ожидать, что он не растеряется и сохранит прежнюю отвагу в таком критическом положении; но до сих пор непонятно и удивительно для нас, почему русские, так быстро добившиеся успеха, видевшие наше бедственное положение, предоставили ночи оканчивать сражение. Победа была для них явлением столь новым, что даже держа ее в своих руках, они не сумели воспользоваться ею: окончание сражения они отложили до следующего дня.

Евгений Богарне заметил, что большинство русских, привлеченных его маневром, перешло к левой стороне дороги, и он ждал, что ночь, эта союзница слабейших, остановит все их действия. Тогда, оставив на своей стороне костры, чтобы обмануть неприятеля, он отошел назад, тихо обошел по полям слева позиции Милорадовича, в то время как этот генерал, слишком уверенный в своем успехе, грезил о славе, ждавшей его на другой день, когда он отберет шпагу у сына Наполеона[217].