Поход викингов

Заметили ли те, кто бодрствовал у костра, пламя на «Большом змее»? Были ли то краснокожие люди? Передавал ли этот огонь какой-либо сигнал? Означал ли он угрозу, или, напротив, его следовало толковать как обещание дружбы?

Лейф ломал себе голову и выходил из себя, оттого что не мог найти на все эти вопросы немедленный ответ. Не задумываясь, он выхватил из костра пылающий обломок доски и несколько раз взмахнул им над головой. Он был уверен, что на берегу неизвестные люди следят за его движением.

— Ты обожжешь себе пальцы, — сказал дядя Бьярни.

— Смотри! Да смотри же! Смотрите все: они мне отвечают!

Над костром кто-то размахивал факелом. При каждом взмахе сноп искр разлетался во мраке. Незнакомый человек без устали подавал знаки ярко горящей головней.

Тогда охваченные радостью викинги подожгли старые просмоленные канаты и испещрили тьму пятнами огня. А там, на берегу, тотчас вспыхнули двадцать факелов, вычерчивая на высоте человеческого роста причудливые узоры.

Темнота мешала определить расстояние, но над ночной равниной был переброшен мост, правда еще очень ненадежный и непрочный, пролеты которого терялись в колеблющемся мраке. И все же возникала уверенность, что устоям этого моста можно будет дать крепость.

Нужно было только дождаться, чтобы в ночи прозвучал человеческий голос в ответ на призыв Лейфа.

Когда канаты догорели, викинги еще долго стояли у борта и смотрели, как на берегу один за другим гасли факелы. Вскоре небольшой холм, или выступ скалы, скрыл от них и сам костер. Но викинги по-прежнему не расходились.

Поток беспорядочных мыслей захлестнул их души. Дружинники Эйрика не унаследовали от предков пристрастия к грабежам и войнам. Уединенная жизнь далеко на севере не доставляла им случая принять участие в воинственных набегах их норвежских и датских двоюродных братьев. Уделом северян было заселять необитаемые острова и в трудных условиях, на неплодородных почвах, добывать пропитание для себя и для своих стад. В этой беспрерывной борьбе с природой у них развилась потребность в мирной жизни и прочном порядке.

Эйрик догадывался, что теперь его друзья надеялись завершить свое удивительное путешествие. Они находились у порога неведомого мира, и через этот порог подобало переступить с большой осторожностью и предусмотрительностью.

Вождь викингов нарушил молчание:

— Завтра Лейф Турлусон бросит в море священные столбы моего очага. Они приведут нас туда, где мы должны будем сойти на берег, где мы построим наши первые дома. Ты меня хорошо понял, Лейф?

— Но ведь я не принадлежу к твоему дому, Эйрик Рыжий. Только сын имел бы право бросить в море столбы от твоего очага.

— Именно так и должно быть, Лейф. И я говорю об этом сейчас для того, чтобы все меня поняли. С этого дня я считаю тебя своим сыном и опорой того дома, который я выстрою на новой земле. Ты согласен?

— Это великая честь для меня, Эйрик Рыжий! Но я не могу навек расстаться с моим братом Скьольдом, живущим в Гренландии.

— Скьольд станет моим вторым сыном, когда приедет к нам.

— В таком случае, я согласен, Эйрик Рыжий, и я буду с честью служить твоему дому.

Он обвел взглядом темные берега, где двигались неясные тени.

— Ты по-прежнему останешься моим дядей, Бьярни Турлусон?

— Клянусь Тором, разве в нас течет не единая кровь! А двойное наследие Эйрика Рыжего и Вальтьофа Турлусона, которое отныне будет сочетаться в тебе, только укрепит наше родство. Здесь мы начнем новую жизнь. Вдохни полной грудью благовонный воздух лесистых берегов, он говорит о молодости этой девственной земли. Я думаю, что в краю краснокожих людей найдется место и для нас, но песнь о новой земле громко прозвучит, лишь когда смешается их и наша кровь: кровь скрелингов и кровь викингов. Почему бы здесь не народиться новому племени?

Бьярни продолжал говорить, но речь его была обращена не к Лейфу, не к морякам «Большого змея», не к нему самому. Скальд слагал сагу, которая предназначалась для будущего. Он воспевал в ней труд людей, их верность и надежды в таких же красочных и богатых образах, как красочна и богата сама земля. Певец викингов выражал словами зов бескрайних просторов и многоликое великолепие жизни.

Лейф и дружинники слушали его, и вдохновенный голос скальда выражал их заветные думы.

Моряки забыли о времени. Незаметно летели часы. А между тем из ночной тьмы медленно выступал только что открытый ими материк, всю необъятность и богатства которого они не могли себе представить в самых безудержных мечтах.

Так для викингов начался первый день седьмого месяца девятьсот девяносто девятого года.

В эту самую ночь над морем вблизи Исландии пронеслась буря. Она выбросила на шхеры Гунбьерна большое судно, на борту которого находились шестьдесят три мужчины и одна женщина. Двумя днями раньше этот корабль гордо обогнул длинную косу Боргарфьорда.

Огромные бурлящие валы снесли мачту и реи. Острые зубья подводных рифов прорвали днище. Налетев на скалистый выступ, судно раскололось.