Поход викингов

"Большой змей" приближался к Восточному поселку, основанному Эйриком Рыжим еще во время первого плавания. Пока весь это поселок состоял из трех низких просторных строений в глубине фьорда. Но кругом не было недостатка в камне. Здесь и задумано было создать для исландцев большой поселок. Еще за два дня до того, как на горизонте показалась земля, Эйрик перестроил свои восемь кораблей, мало пострадавших от бури. Они были нагружены ячменем, скотом и сельскохозяйственными орудиями.

У входа во фьорд Восточного поселка "Чайка" Олафа Тривигсона, на которой было семьдесят переселенцев, лишенная мачты и сильно потрепанная бурей, ждала помощи. Спасательные работы были выполнены без помех. Груз, состоявший из рыболовных сетей, крючков, гарпунов и связок сушеной рыбы, не пострадал.

Едва ступив на землю, Бьярни Турлусон разложил торф и зажег большой костер на утесе, прикрывавшем вход во фьорд. На рассвете следующего дня приплыли еще три судна со ста шестьюдесятью двумя переселенцами.

Прошел еще день, но новые паруса не показывались. На четвертый день после окончания бури люди поняли, что последняя надежда дождаться потерпевших кораблекрушение утрачена. Но Лейф Турлусон не отчаивался. Пока переселенцы знакомились со своей новой родиной, он оставался на берегу, поддерживая огонь. Это было делом нетрудным: по склонам плоскогорья в изобилии росли сухой лишайник и разные кустарники.

Лейф не терял надежды. Он был убежден, что Вальтьоф и Скьольд живы и находятся где-то в море. В глубине души что-то подсказывало ему, что они не погибли. Если бы Скьольд, его младший брат, утонул, то связывавшая их незримая нить оборвалась бы, и он, Лейф, не мог бы этого не почувствовать. Вот почему юноша был спокоен.

- Дядя Бьярни, - обратился он к викингу, который принес ему миску каши и кусок сыра, - я буду ждать столько, сколько потребуется. Пройдет, быть может, много ночей и дней, но я не устану смотреть вдаль, чтобы первому заметить парус "Гуся".

- Йорм хороший моряк, - уклончиво заметил Бьярни.

- Йорм прежде всего гнусный торгаш. Он брал четырехкратную плату за лес, который привозил из Норвегии для исландцев по распоряжению Рюне Торфинсона. Но сейчас это безразлично. Когда у входа во фьорд покажется парус "Гуся", я готов буду петь хвалу Йорму...

Бьярни исчез в холодной ночи, окутанной белесым туманом, а Лейф, завернувшись в медвежью шкуру, укрылся меж двух скал. Его костер был ярким пятном во мраке. Лишайники долго питали небольшой огонек, плясавший на красных углях. Лейф без устали смотрел на причудливые тени, беспрестанно рождавшиеся в игре пламени. То подплывал дракар, распустив парус по ветру, то рушилась или вздымалась гора, то в глубине волшебного леса взлетала сказочная птица-дракон. Затем в мерцании огня показались тонкие черты Скьольда. Он улыбался. Лейф залюбовался этим счастливым видением и заснул. От неутихавшего ветра по морю стлались клочья серого тумана, и волны швыряли их о стену береговых утесов с равномерностью бьющегося сердца.

Быть может, рожденный в пламени дух Скьольда всю ночь беседовал со спящим Лейфом. Стая крикливых чаек над безымянным мысом приветствовала одновременно пробуждение юноши и появление в водах фьорда "Гуся" и "Медведя". Дозорные, вглядываясь в даль, заметили в ночи красный глазок костра. Старшие на судах, несмотря на желание плыть вперед, бросили якоря, и люди, пробуждаясь один за другим, забывали в эту минуту обо всех пережитых бедах. На берегу горел костер, зажженный для них! Их простые сердца, как почки весной, раскрывались для чувств, которые удивляли их самих. Ведь люди на невидимом берегу освещали им путь!

Скьольд сжимал в руке пальцы Вальтьофа.

- Это Гренландия, отец! Наши уже здесь.

Он говорил "наши", чтобы обмануть злого духа. Мальчик не осмеливался произносить имена Эйрика Рыжего, Лейфа, Бьярни.

- Да, Скьольд, там наши. Они указывают нам путь.

Огонек съежился, на мгновение сверкнул, как падающая звезда, и погас. Лишь тогда Вальтьоф и его сын почувствовали ночной холод. Неподвижные стояли они во мраке, ожидая нового знака. Они так пристально вглядывались в темноту, что у них заболели глаза. Серый свет зари уже мало-помалу разливался над морем, а они еще оставались на том же месте.

Теперь уже отчетливее выделялась линия берега, закрывавшая горизонт. Внезапно открывшийся провал меж двух скалистых выступов указывал вход во фьорд.

Йорм и Эгиль Павлин стояли на носу судна.

- На месте решим, что нужно делать, Эгиль, - сказал Йорм. - Знай: что бы ни случилось, даже если мы застанем Эйрика в живых, к тебе все равно примкнут многие. Власть на новых землях будет принадлежать тому, кто сумеет ее захватить. Ты стоишь не меньше Эйрика Рыжего, Эгиль, а твой род куда древнее, чем его.

- Я никого не боюсь. Вы все в этом убедитесь, - хорохорился Эгиль Павлин. - Мои предки принадлежали к королевскому роду. Это о них говорилось в саге: "Для этих гигантов спать под крышей или долго сидеть у очага считалось позорным". А моя кровь не хуже их крови.