Читаем Поход викингов полностью

Лейф с уважением посматривал на Бьорна. После Эйрика Рыжего, дяди Бьярни и его отца, Вальтьофа, кузнец Кальфсон был наиболее почитаемым человеком на острове. И разве не предсказывал он славное будущее тем, кто уходит в море?

Эйрик и Бьярни часто заходили в кузницу. Они делились с Бьорном своими планами на весну, советовались об ограждении полей, о постройке новых домов и верфи, которую можно было возвести прямо на песчаном берегу.

Бьорн поглядывал на обоих моряков, хмуря почерневшие от угля брови.

- Таким, как вы, долго не усидеть на одном месте. Ваши глаза уже обращены к морю.

Эйрик и Бьярни возражали ему, но кузнец в ответ лишь медленно покачивал головой.

- Вы не лукавите, когда обещаете поселиться здесь навсегда, но беспокойство уже охватило и гложет вас, хотя вы этого еще не замечаете. Так соль разъедает парусину, разрушая ее понемногу. Парус на вид совсем крепкий, но в один прекрасный день расползается у вас в руках. Придет час, когда тяга к дальним странам окажется сильнее всех привязанностей, которые удерживают вас здесь.

Лейф жадно прислушивался. Разве Эйрик Рыжий не говорил ему во время бури, что Гренландия для них - только временная остановка? Речи викинга запечатлелись в памяти юноши. Он мог повторить их от слова до слова: "Море - наш давний враг. Вместе мы победим его. И мы будем все дальше на запад отодвигать наши рубежи".

Казалось, Бьорн Кальфсон сам был свидетелем этих смелых слов. Разговор на этом прервался. Бьярни и Эйрик только посмеялись в ответ на речь кузнеца.

- Пойдемте с нами, ребята, - сказал дядя Бьярни. - Этого вещуна-кузнеца нужно оставить одного в его логове.

Лейф и Скьольд проводили Эйрика и Бьярни до большого дома, где женщины мололи меж двух каменных кругов зерно и красили отваром мха, вереска и морских водорослей привезенные из Исландии полотна.

Бьорн и Вальтьоф остались одни. В этот вечер, вопреки привычке, они долго беседовали. Бьорн предложил другу поставить на косогоре ближней долины ферму и кузницу на общем участке.

- Морозы не так уж суровы, чтобы помешать нам работать и зимой. Камни лежат под снегом. Стоит только разгрести сугробы, чтобы их достать. Может быть, ты находишь, что я нетерпелив, Вальтьоф? Согласен. Но должен же кто-нибудь показать пример. Нужно, чтобы люди привыкли считать эту землю своей родиной. Нужно, чтобы они здесь закрепились. А для этого пусть застраивают ее. Эйрик Рыжий и твой брат по нраву своему морские бродяги, море необходимо им, как дельфинам. Они снова уйдут скитаться по морям в погоне за сказкой.

- Понимаю тебя, Бьорн, понимаю! Если мы станем строить теперь, остальные поступят так же весной. Человек не покинет дома, который он воздвиг своими руками. Поселок должен уцелеть. Мы больше не норвежцы, не исландцы, не* жители Гебрид. Мы теперь гренландцы. Я готов хоть завтра заложить фундамент большого дома. Ты будешь ковать, а я - разводить лошадей среди ячменных и овсяных полей. Мне бы лучше жить поодаль от селения, Бьорн.

Кузнец задумчиво посмотрел на Вальтьофа.

- Ты иного склада, чем твои сыновья, Вальтьоф. Я долго присматривался к Лейфу и Скьольду: оба они близки по породе Бьярни Турлусону, которому никогда не сидится на месте.

- Когда сыновья возвратятся, Бьорн, они найдут приют под отцовской кровлей. Но я строю для иной цели - я строю для того, чтобы те, кто сегодня живет в общих домах, последовали нашему примеру.

- Ты мудрец, Вальтьоф, а я до последнего времени плохо знал тебя.

- Завтра я поднимусь на рассвете, кузнец, и мы возьмемся за дело.

Ночь была ясная, и полная луна ровным светом заливала гладкую поверхность фьорда.

* * *

Зима, как хилый больной, еще цеплялась за Восточный поселок. На крышах снег лежал таким твердым пластом, что нередко приходилось пробивать в нем дыру для выхода дыма. Но под снегом жизнь продолжалась, возрождаясь и развиваясь. Жизнь текла подземной рекой, с бесчисленными ответвлениями, от очага к очагу, от жилья к жилью. Одни колонисты обрабатывали дерево, другие - звериные шкуры, третьи ткали полотно. В еде не было недостатка. Исландия уже казалась далекой землей.

Жители без конца толковали о длинном доме Вальтьофа и Бьорна, который строился на склоне ближней долины, и о посеянных осенью семенах.

Удастся ли к весне подвести дом под крышу?

Когда сойдут снега, окажутся ли под ними зеленые всходы - залог будущего урожая?

Никто не вспоминал об Эгиле и Йорме, ушедших на поиски иной доли. Да и к чему? Ведь их жизнь пошла по другому руслу, и все были уверены, что никогда их не увидят.

В эту зиму, первую гренландскую зиму, у Лейфа Турлусона стала пробиваться бородка.

- Ты опередил остальных молодцов, - шутил дядя Бьярни. - У Бьорнов, Тормольдов, Ульфов подбородок еще гладкий!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное