Читаем Поход викингов полностью

- Кто-то идет, напевая... Идет к нам. Он еще в лесу.

Глаза его блестели, как зрачки волка, и всем телом поддавшись вперед, он, казалось, шел навстречу не различимому для других человеку. Никто уже не разговаривал. Груз тайны сдавливал грудь, и теперь люди высматривали на лице Скьольда знаки важного события.

- Не слышите?

- Я слышу не больше, чем мгновенье назад, но Один одарил меня слухом наравне с вороном, - проворчал Эйрик.

- Он идет, идет, пение разносится ветром.

И вдруг лицо его озарилось.

- Это норманнские слова! Говорю вам, норманнские слова! Слушайте, да слушайте же...

Льот Охотник, чей слух обострился в тиши одиноких бдений, неожиданно побледнел, и его лицо нервно задергалось.

- Это правда... Честное слово, правда... Один из наших идет сюда.

Стоявшие бросились бежать к полосе кленов, а сидевшие стремительно встали. По правую руку над опиравшейся на стволы изгородью боярышника возвышался земляной холмик. С этого наблюдательного пункта, который, вероятно, был дозорным постом поселенцев, они стали пристально всматриваться в гранитный скат, усеянный пучками дрока и пятнами вереска, спускавшийся под небольшим уклоном до густого леса из бука, березы и кедра. Между кленами и дикой поляной было добрых сто туазов.

Скьольд держался подле Эйрика и Бьярни.

- Ты еще слышишь?

- Голос смолк... Но я уверен, что тот, кто пел, идет сюда... Взгляни же, я не ошибся.

Прямо перед ними раздвинулась завеса можжевельника, и появился человек. На плечи у него была наброшена дубленая шкура лани, а его исландские штаны, выкроенные из двух шкур молодых тюленей, стягивались по всей длине ног кожаными шнурками.

При первом же взгляде Эйрик и Бьярни узнали Тюркера, франка, которого Торвальд Род, отец Эйрика, совсем ребенком привез из южных стран.

- Кто это там? - спросил Скьольд. - Он видел нас. он подает нам знак.

- Это Тюркер, раб из дома моего отца. Тот самый, что обнаружил здесь виноград и дал этой стране название Винеланд. Это самый хитрый человек, какого я знаю под звездами...

Тюркер бежал к ним, крича от радости, смеясь и плача одновременно. Кожа у него была смуглая, конечности - хрупкие, но он казался ловким и неутомимым...

- Эйрик! Эйрик! Вот уже девять дней, как я плачу по тебе...

- Тюркер, что произошло? Что стало с Лейфом Турлосоном?

- Вот уже девять дней, как я плачу и пою, Эйрик, и порой меня охватывает безумие.

На бегу он размахивал во все стороны руками. Лишь когда он змеей проскользнул между двумя прутьями изгороди, викинги заметили, что у него через все лицо - от уха до подбородка - проходит длинный шрам.

- Это случилось девять дней назад, Эйрик... Солнце на реке было багровым.

Они не заметили, как из леса вышел скрелинг, несший на плече обруч из ивовых побегов, на котором висели четыре крупных тетерева с ярко-красными гребешками и грудками. Омене-ти, старый манданский охотник, при виде белых даже не изменился в лице. Он узнал рядом с Тюркером "отца викингов" и догадался, что сейчас многое будет сказано. Потому он уронил свою ношу на землю, уселся в вереске и принялся ощипывать толстых, еще теплых тетеревов. Для детей Гитчи-Маниту время в поднебесном мире не имеет значения.

Глава II

В тот день после полудня я в поселке был один, или, точнее, я присматривал за маленьким Эйриком, сыном Лейфа и Иннети-ки, внутри Длинного Дома. Карапуз, как называют его скрелинги, спал в своем гамаке из волокна виноградной лозы. Он родился двумя месяцами раньше, когда на холме зеленых листьев в большом количестве стал вызревать виноград. Ты помнишь холм зеленых листьев, Эйрик? Я думал об урожае и давильном прессе, который сделал своими руками, часть за частью, и я говорил себе: "Тюркер, теперь нужно будет приниматься за бочки..." И поскольку это - работа тонкая, требующая внимания и ловких пальцев, я время от времени давал отдых голове, которая приказывает этим пальцам, и пел для маленького Эйрика, чтобы отогнать троллей... "Твой отец Лейф Турлусон отправился в лес с Орном, Торломом, Гуннаром и Рунном Ирландцем поставить большие капканы, в которые попадаются медведи, а твоя мать Иннети-ки, нежная, как яблоневый лист, переправилась через реку, чтобы повидать своего отца, мудрого вождя островных скрелингов..." Клянусь Тором, видишь, Эйрик, как я помню, о чем пел.

Тюркер всегда был ужасным болтуном. Его проворный ум напоминал серебряные слитки, которым умелые ремесленники придают множество граней: он одновременно отражал все, что ему попадалось.

Но не время вести пустопорожние разговоры. Эйрик начал выказывать нетерпение.

- Клянусь вороном Одина, болтун, расскажи нам в двух словах, что произошло. Но сначала ответь на вопрос: Лейф еще жив?

- Не сердись, Эйрик. Девять дней назад Лейф еще был жив. В плену, но жив. Но дай мне рассказать все по порядку. Вы, викинги, мешаете все вместе, как вам заблагорассудится. Так вот, Лейф и его люди ставили в лесу капканы на медведя. Они должны были отправиться довольно далеко вниз по реке и вернуться лишь к ночи. Между тем, только на клены пала тень, как я услышал на той стороне шаги и звуки чужой речи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное