Поход викингов

Альтинг был одновременно и народным собранием и судилищем Исландии. Двадцать четыре старейшины - главы наиболее старинных и уважаемых родов острова - собирались в Длинном Доме, средоточии общественной жизни Эйрарбакки, и вершили суд и расправу. Собрания происходили в простом зале, вымощенном большими каменными плитами. В том же помещении в зимние дни юноши и взрослые мужчины состязались в силе и ловкости - боролись, гоняли мячи деревянными клюшками. В этом же зале год назад двадцатью голосами против четырех Эйрик Рыжий был осужден на пожизненное изгнание, если не выбросит из головы безумную мысль вывести свой дракар в открытое море, за шхеры Гунбьерна.

В день возвращения непокорного Эйрика возле Длинного Дома царило необычайное возбуждение.

Как только парус был спущен и "Большой змей" пришвартован веревкой из моржовой кожи к одному из битенгов причала, Эйрик Рыжий, Бьярни и их спутники, не произнося ни слова, не отвечая на вопросы, которые сыпались на них со всех сторон, даже не здороваясь с родными и друзьями, направились прямо к зданию альтинга, показывая этим, что вверяют себя защите закона. Они шли ухабистой дорогой, по обе стороны которой за изгородями виднелись норвежские домики с мощеными дворами. Эйрик даже не взглянул на свою собственную ферму, наблюдение за которой доверил Лункдюру, бывшему рабу, отпущенному на волю еще Торвальдом Рыжим, его отцом.

Следуя обычаю, путники оставили оружие на борту "Большого змея".

Раб, приставленный к Длинному Дому, распахнул перед ними дверь, и каждый, перед тем как переступить каменный порог, ударял по нему правой ногой. Раб стоял у входа, дожидаясь окончания этой церемонии. Толпа, следовавшая за ними, остановилась на просторной площади перед Длинным Домом. Впереди стояли старейшины - Рюне Торфинсон и другие члены альтинга. Глубокие морщины залегли на лбу у Рюне и окружавших его старейшин. От обиды, злобы и досады почернели лица их приверженцев. Но каковы бы ни были их чувства, все эти люди держались с большим достоинством.

Вальтьоф стоял рядом с сыновьями, которым удалось первыми принести ошеломляющую новость.

Когда Лейф, запыхавшись, неожиданно вбежал во двор, он застал отца на крыше дома за починкой кровли: старик заменял новыми плоские камни и куски торфа, сорванные осенней бурей.

- Отец! - закричал Лейф. - Эйрик Рыжий вернулся! Я узнал "Большого змея", узнал красный с белыми полосами парус!

Юноша умышленно не упомянул имени Бьярни.

Вслед за старшим братом ту же новость сообщил Скьольд.

- Эйрик Рыжий вернулся! Эйрик Рыжий сейчас будет здесь! - кричал он.

Вальтьоф тотчас же накинул на рубаху с короткими рукавами, широкий плащ из козьих шкур. Нужно было предупредить Рюне Торфинсона и членов альтинга. "Боги, молю вас, - твердил он, запыхавшись, - сделайте так, чтобы брат мой Бьярни остался цел и невредим!"

Он увидел Бьярни, и сердце радостно застучало в его груди. Как только взгляд его встретился со взглядом младшего брата, все недовольство исчезло, как улетучивается дурной сон с наступлением дня. А этот огонек, что искрится в серых глазах Бьярни! Нет, путешествие его совсем не изменило.

- Отец, - спросил Скьольд, - как ты думаешь, что решит альтинг?

- Не знаю, сын мой. Старейшины уже совещались между собой. В Брейдавик, Скаттакот и к восточному берегу, где идет лов рыбы, посланы конные гонцы. Людям предложено как можно скорее вернуться в Эйрарбакки. Видимо, будет созван всенародный сход, на котором члены альтинга сообщат о своем решении.

Лейф, не сдержавшись, перебил отца:

- А Эйрик Рыжий и дядя Бьярни получат право защищаться?

- Сначала, сын мой, будут говорить судьи, хранители закона.

- Но будет слишком жестоко, если самым смелым из викингов вынесут приговор, не дав молвить слова в свою защиту!

- Эйрик Рыжий был изгнан за то, что восстал против законов, Лейф. Исландские викинги не могут жить без законов. Рано или поздно это привело бы нашу страну к полному упадку. Какими бы достоинствами ни обладал Эйрик, он не может безнаказанно бросать вызов законам.

Толки в толпе вокруг Вальтьофа и его сыновей разом смолкли. Все с одобрением прислушивались к мудрым словам хозяина Окадаля. Даже сам Рюне Торфинсон навострил уши.

- Но разве люди, подобные Эйрику и Бьярни, не выше закона? - упрямо продолжал Лейф. - Разве их смелость не искупает вину? Ведь раньше никто не отваживался выйти за шхеры Гунбьерна.

Рюне Торфинсон грубо оттолкнул мальчика.

- Вальтьоф, - сказал он, - с каких это пор молокососам дозволено разглагольствовать в собраниях взрослых? Ты внушаешь сыновьям пагубные мысли. Уж не взошли ли тут семена, посеянные Бьярни? Разве для твоей семьи мало брата, который не посчитался с законами и последовал за изгнанником?

Злой огонь зажегся в плутоватых глазах Торфинсона. Голос его звучал угрюмо и глухо.

Вальтьоф опустил голову, ему было неловко чувствовать себя мишенью для сотен глаз... Он пробормотал что-то в свое оправдание. Скьольд робко прижался к отцу. Старый Рюне Торфинсон внушал ему страх. Он не осмеливался заглянуть в его маленькие холодные глаза, зоркие, как у морской чайки.