Поход викингов

«Большой змей» входил в один из извилистых проходов. В последний раз Лейф старался запечатлеть в памяти вид Восточного поселка. Строения норвежского образца сгрудились в глубине фьорда вокруг трех длинных домов Эйрика, как бы приплюснутых к земле складчатыми разветвлениями трех долин, где площадки со стерней недавно сжатого ячменя и участки, засеянные кормовыми травами, чередовались, как темные и светлые квадраты на шашечной доске. Дом Окадаля, его родной дом, чернел на самом высоком из ближних склонов. Начал ли Бьорн обучать юного Скьольда тайной премудрости прорицателей и хранителей рун?

Постепенно привычный пейзаж скрылся из глаз, и, когда Лейф повернулся, перед ним раскрылся выход в открытое море. До самого горизонта оно было покрыто барашками, и в брызгах пены играли солнечные блики.

Берега фьорда расступились, и бескрайнее море погнало свои стремительные волны навстречу бесстрашному кораблю, которому северное солнце указывало путь.

Как только серая полоса берега расплылась далеко позади туманной дымкой, все двадцать восемь человек на борту запели победную песню, которую три века назад сложил Ивар Лодброг, когда впервые ступил на английскую землю.

Эйрик и Бьярни тщательно подобрали своих людей. Многие из них, как и в первом походе, принадлежали к роду Эйрика и происходили от рабов, захваченных на острове Эйрин¹². Рослые и рыжеволосые, беспечные, суеверные и смелые, они, как и норвежцы, были искусными моряками и любили опасные приключения. Их настоящую цену можно было узнать только в разгаре бури, когда они запросто обращались к духам, которые, уверяли они, по своей прихоти спускают с цепи свирепые волны.

Они забыли родной язык и говорили только по-норвежски, но ирландские предания, передаваемые из поколения в поколение, продолжали населять их внутренний мир.

«Большой змей» был хорошо снаряжен. Помимо съестных припасов и воды, необходимых для долгого морского перехода, на корабле везли пять коров и десяток коз, которые должны были восполнять нехватку в мясе. Бык и козел, стреноженные в трюме, будут принесены в жертву Тору, лишь только на горизонте появится суша.

Добрую половину дня Эйрик Рыжий стоял за рулем, ведя судно на юго-запад.

Лейф участвовал в развлечениях, которые устраивал моряк, по имени Сигвал, умевший искусно жонглировать ножами. Юноше быстро наскучило причудливое сверкание лезвий, и он согласился на предложение франка Тюркера сыграть с ним в кости.

— Клянусь Тором, мы сейчас назначим такие ставки, которые по плечу только самым богатым хозяевам Исландии! — шутил франк.

— В таком случае, я не могу играть, Тюркер: все мое богатство — одежда, которую я ношу, и нож за поясом. Да еще лук и меч, они лежат у подножия мачты.

Тюркер расхохотался.

— Да разве это богатство, Лейф Турлусон! Ну-ка, брось кости, увидишь, какая это занятная игра.

Лейф встряхнул в руке маленькие кубики из амбры, на гранях которых было выбито от одного до шести кружочков.

— Три, три и еще раз три, — сказал Лейф, когда кости улеглись на его ладони.

— Три — волшебное число. Ты король, Лейф Турлусон! И ты выиграл целую долину в той стране, которую мы откроем. Отдаю ее тебе. — Тюркер громко прыснул. — Видишь, какие у меня крупные ставки? Я отдаю тебе целую долину. Ну, а теперь мой черед. Пожалуй, с меня хватит и клочка земли, лишь бы он был на солнечной стороне.

Тюркер выбросил на двух кубиках по четыре очка, на одном два очка.

— Тролли лишили меня своего покровительства! Что же ты мне дашь, Лейф? Ты раздаешь богатства; будь щедр со своим слугой.

— Что ж, я могу отдать тебе половину моей долины, ведь она мне ничего не стоила.

— Ты великодушен, Лейф. А знаешь, что я посажу на той половине долины, которую ты мне даришь?

— Наверное, ячмень?

— И не подумаю! Ячмень хорош для бедных крестьян севера. Ячмень — грубый детина, заросший бородой, которая защищает его от мороза. А я мечтаю о счастливой долине, где допоздна не заходит солнце.

Тюркер отодвинул кости и задумчиво глядел вдаль. Быть может, в его памяти вдруг ожили забытые с детства картины природы его родины — страны франков. Разве не приходилось ему слышать, что там, на плодородной земле, все произрастало в изобилии?

— А ты мне так и не ответил, Тюркер, что ты посеешь или посадишь на своем косогоре.

— Я посажу виноград, Лейф Турлусон. Виноград, из которого делают вино. Ах, да ты ведь ни разу в жизни не пил вина, которое равняет людей с богами, вина, Лейф, перед которым любой напиток просто бурда! — Предвкушение блаженства преобразило лицо Тюркера. Глаза у него заблестели, и он причмокивал, словно уже прикладывался к краю незримой чаши. — Да будет благословенна земля, на которой мы высадимся, если на ней созревает виноград.

Все мужчины, оставив игры, подошли к ним.

Сигвал, жонглер, был недоволен тем, что Тюркер завладел вниманием моряков, и злобно возразил франку:

— Чтобы найти край виноградников, нужно плыть много дней на юг, в страну франков или иберов. А теперь у нас впереди только море да враждебные земли, населенные духами. Гренландия — последняя суша на западном пути.