Поход

Это, как уже долгие годы повторялось изо дня в день, будут лишь стражи при его камере, четыре, что бывало реже или же привычные двое — простоватых сельских парня, хоть и бывшие ветераны имперской армии, но какие то лопуховатые, без обычной, виденной Руфусом ранее многократно, у подобных людей, сметки и хитрости, что обыкновенно свойственна привыкшим часто рисковать своей жизнью, людям. В конце дня может зайти и сам начальник всего этого узилища, лишь для него одного, для именного рыцаря Солнца, для Руфуса — посланника и вестового Светила, того, кому суждено привнести в мир догматы не только лишь о «святости» всесильного Солнца, о чём уже давно лопочут бесстыжие и жадные жрецы, совершенно оторвавшиеся в пороках и своих заботах о храмах, от простых людей, которых они должны вести дорогой праведников — но и об обязательно при всех указанной «честности» Светила, и требованиях справедливости и равного закона для всех: как высокой знати, так и самых последних чёрных людей! Справедливого разделения всего имущества, что сейчас существует в империи и прочих землях, между теми кто в этом нуждается. Начальник тюрьмы обычно на эти слова весело смеётся и грозится, но скорее по доброму, как сын отцу, чьё умственное состояние вызывает опасение семьи…

Обойдя свою просторную камеру и сделав разминку которой научил его отец, выслужившийся из простецов ветеранов сержантов в имперские рыцари, ещё в раннем детстве и которую Руфус с тех пор ежедневно, не считая времени лечения от тяжёлых ранений, всегда выполнял по утрам — сиделец подтянулся на руках к окну и краем глаза осмотрел утренний, открывшийся ему, пейзаж: странные нелепые постройки, что все эти годы его заточения так и оставались в полуразрушенном состоянии, и два десятка чахлых деревьев внизу.

Потом старик мягко спустился на пол и став на колени, вновь истово начал благодарить Солнце за новый день и свет, что равномерно доставался всем: как достойным — так и негодяям, которых ещё было время наставить на светлый путь истинных в Вере праведников, святых и обязательно «честных». Честных со всеми и во всём!.

Сегодня Руфус заготовил новые доводы для своих сторожей, когда они привычно начнут насмехаться над ним при выдаче пищи и он сможет своими короткими но страстными речами убедить их покаяться и начать наконец вести жизнь достойную, а не в постоянном грехе тьмы и непонимания собственных заблуждений. Однажды ему уже удалось убедить свою стражу в подобном и старик этим очень гордился.

Тогда, он уже и не помнил сколько лет назад это произошло, но ему казалось что очень давно — после его проповедей и совместных молитв вместе с ними, стражники караулившие ересиарха попытались вывезти своего пленника прочь из замка, где его удерживали.

Но какая то ошибка помешала этому. Руфуса заперли на год в одиночную камеру и спускали еду на верёвке в каменный мешок где он тогда пребывал, а его бывших стражей, по рассказам новых — казнили через месяц после неудачного побега.

— Это всё мелочи… — прошептал старик самому себе и споро поднялся на ноги. — Мелочи! Люди отдали жизни, в начале пути просветления и Святое и честное Светило это обязательно оценит! Они умерли под топорами палачей, забывших о правде и справедливости, а значит — умерли достойно! Вопрос не когда умереть, а как… как… как?! — он обхватил голову обеими руками и начал что то истерично шептать, словно споря сам с собой.

Потом внезапно прекратил это занятие и с каменным выражением лица уселся на своё недавно покинутое ложе, ожидать когда ему принесут завтрак и появится возможность для ежедневной краткой беседы-проповеди, с его нынешними охранителями тюремщиками.

За два десятка лет, что Руфус провёл в заточении, после своего подлого пленения — он стал себя считать не просто посланником Солнца в империи, но его голосом и практически правой рукой, с помощью которой Светило и пытается спасти грешников данных земель, и вернуть их на путь истинный!

Он постоянно проповедовал любой своей охране и особенно начальнику его узилища, когда тот, раз в неделю или чаще, регулярно навещал пленника с пирогом из дичи и кубками вина, и угощал своего единственного подопечного, как рыцарь рыцаря — один выслуженный знатец, второго, подобного и равного ему по положению, имперца.

Руфуса до сих пор почитали за символ все рыцари империи, правда прежнего, до того как он стал проповедовать — как некую легенду, истинного славного рыцаря империи, что жил лишь борьбой и славой ратной, на благо державе и искренне скорбели о его неизвестной им нынешней участи: по словам высокой знати — сумасшедшего в какой лечебнице в столице, по мнению низовой — праведника которого истязают инквизиторы к тайной тюрьме при храме Карающего Жара.

В официальные слухи, что Руфус умер сразу же после пленения, что по приказу императора начали распространять агенты покойного монарха — никто особо не верил. Однако искать и тем более освобождать Руфуса, также особо никто не пытался.