Походка пьяницы. Чума питонов

Конут колебался. По правде говоря, вопрос следовало бы сформулировать так: «На основании смутных догадок я подозреваю, что в одно прекрасное утро сделаю своей жене довольно странное предложение». Но так сказать он стеснялся. К тому же такая фраза могла потребовать разъяснений, рассказа о том, сколько странных вещей он уже совершил, включая и попытки самоубийства в полусне, которые чуть не привели к печальному результату.

Вместо этого Конут сказал:

— Позвольте листок бумаги, — и начал быстро набрасывать строку символов.

Представленная в таком виде проблема менее смущала Конута, и он перебросил листок писателю.

— Взгляните. Ложится ли это в составленную вами схему?

Фарли изучил запись и поднял бровь.

— Абсолютно нет, — уверенно заявил он, — и не думайте об этом. Она никогда не согласится.

— Значит, вы утверждаете, что это нежелательно?

— Мастер Конут! Только не прибегайте к моралистике! Сексуальная жизнь — личное дело двоих. То, что считается аморальным в одном месте, вполне может быть принято в другом…

— Я понимаю, мистер Фарли. Но по нашим собственным понятиям о морали, моем и моей жены — вы отразили их в своем исследовании — это выглядит как нежелательное?

Писатель рассмеялся.

— Более того, Мастер Конут. Как абсолютно неприемлемое. Я знаю, что мои данные неполные, но ответ на ваш вопрос не оставляет никакого сомнения.

Конут глубоко вздохнул.

— И все же, если, — сказал он, помолчав, — если это произошло? Если я уже предложил это жене?

Фарли забарабанил пальцами по столу.

— Я могу только сказать, что на вас влияют другие факторы.

— Какие?

Фарли сказал без улыбки:

— Вы должны попытаться удалить от себя жену.

По дороге от офиса Фарли до подземки Конут видел последствия аварии — три трупа. Грузовик на верхнем уровне потерял управление, толкнул другую машину и вылетел за ограждение, при этом погибли шофер и два пешехода. Однако даже это шокирующее вмешательство жестокости в спокойную академическую жизнь Конута оказалось пустяком в сравнении с теми неприятностями, которые ждали его впереди. Его жизнь, как этот грузовик, быстро катилась под откос.

«Вы должны попытаться удалить от себя жену».

Едва сознавая, что делает, Конут сел на нужный поезд. Он не хочет расставаться с Лусиллой!

Но ведь убивать себя он тоже не хочет, и все-таки нет ни малейшего сомнения, что он будет продолжать попытки. Все это части одного целого, и совершенно ясно, каков будет результат: он пытается разрушить себя любыми средствами. Потерпев неудачу с самоубийством, разрушительная сила внутри него хочет уничтожить его жизнь по частям; сейчас она выбрала часть, которая для Конута особенно важна, важнее всего остального — его любовь к Лусилле. С уходом Лусиллы, рассуждал он, после смерти Карла и перевода Эгерта рядом с ним не останется ни одного близкого человека, способного помочь в опасные моменты полусна, которые случаются, по крайней мере, дважды в сутки.

Он хотел бы, чтобы этот день кончился.

Конут упал в кресло, чувствуя беспросветное отчаяние, какого раньше никогда не испытывал. Какая-то часть его сознания осуждающе сказала: «Очень плохо».

Другая часть была полностью занята мыслями о тех, кто его окружал. Даже депрессия не ослабила новизны впечатлений — ведь сегодня он видел множество новых для него людей, жителей Города, а не Университета. Он безучастно отметил, что они выглядят уставшими и злыми, а двое или трое даже больными. Он хотел бы знать, знакома ли кому-нибудь из них беспомощность перед лицом самого коварного из врагов, с которым столкнулся он сам.

«А если предположить, что Мастер Карл был прав?» — неожиданно сказал себе Конут.

Эта мысль поразила его. Она пришла внезапно, и если ее причиной были дорожные размышления, то он начисто забыл об этом.

Прав? Но в чем?

По трансляции объявили следующую остановку. Конут в задумчивости поднялся с места. Прав?

Он сомневался, что Мастер Карл действительно хотел убить Эста Кира. Но факты свидетельствовали именно об этом. Полиция обнаружила на топоре отпечатки его пальцев.

Итак, предположим, что Мастер Карл действительно вооружился, чтобы пробить старику череп. Невозможно! Но если он поступил так… И если Карл не просто впал в ненормальный старческий гнев…

Тогда, сказал себе Конут, выходя из лифта у подножия опоры Моста и оглядывая знакомый университетский городок, тогда у Карла имелась на это причина. Возможно, Эст Кир заслуживал смерти.

Глава 13

Войти в комнату было все равно что погрузиться в море. Свет сине-зеленых ламп отражался от сине-зеленых стен. Одну стену покрывала паутина синих и зеленых линий, изображающих волны, из ящиков, стоящих вдоль решетки в полу, поднимались вьющиеся бледные растения, похожие на бурые водоросли подводных лесов.

Морские мотивы не были изыском дизайнеров, комната была такой потому, что именно эти цвета и формы нравились Эсту Киру. Это была его любимая комната. Не кабинет с дубовыми панелями и коллекцией древнего оружия на стенах и даже не личная гостиная, где он иногда принимал членов факультета. Эта комната была предназначена для очень узкого круга лиц.