Походные записки русского офицера

Французский народ смотрит еще на нас, как на людей, пришедших из другого, совершенно неизвестного мира. Наши тесные мундиры, наши шляпы и султаны, обыкновение наше крепко подтягиваться шарфом, порядок и однообразие одежды нашей – все это приводит в удивление тех, кто привык видеть своих воинов в широких, свободных, как халат, мундирах, с высочайшей шляпой `a la Суворов (как они называли в Итальянскую кампанию), отягченную высочайшим султаном, в нижних платьях различного покроя, в сапогах разных форм и даже в башмаках! Но удивляет их более всего то, что некоторые из наших офицеров изъясняются прекрасно по-французски и говорят на нем так легко, как парижане. Лишь только французское словцо сорвется с языка кого-нибудь из нас, тотчас окружает его толпа любопытных и беспрестанно задают ему тысячи вопросов, в числе которых есть очень неразумные и показывающие большой недостаток в сведениях. Во время прилива и отлива толпы, окружившей меня со многими офицерами нашего корпуса на площади Согласия, подошла ко мне одна дама средних лет, довольно дородная и хорошо одетая. Вступлением ее со мной в разговор было то, что она жила несколько лет в Москве, имела свое пребывание на Кузнецком мосту, была вхожа в лучшие дома древней столицы и часто необходима была для семейств наших князей и графов, фамилии которых она мне объявила. Когда я исполнил перед ней долг учтивого чужеземца, особенно московитянина, и когда она от меня удалилась, я спросил стоявшего возле меня француза, кто была эта дама. «Прачка, живущая на улице Сент-Оноре!» – отвечал он мне с какой-то подозрительной улыбкой. Здесь такие дамы-прачки, а у нас играют они роль знатных выходцев и, что горестнее всего, берутся воспитывать детей наших. Думаю, что русские, побывав во Франции, откроют глаза родственникам и знакомым своим насчет таких дам и подобных им господ, которые у нас бог знает в какой чести и в каком уважении!..

Первый день пребывания нашего в Париже показал нам довольно разительный образчик ветрености французского народа. Мы стояли уже с час на площади Согласия и удовлетворяли любопытство парижан, как вдруг увидели толпу, бегущую на площадь Вандомскую. Увлеченные стремлением бегущих и желанием узнать, что было причиной народного волнения, мы туда же подошли. Что же нашли мы? Несколько смельчаков взлезли на вершину колонны великой армии (le colonne de la Grande arm'ee) и, надев петлю на шею огромной статуе Боунапарта, бросили концы веревки народу, который с шумными, радостными восклицаниями готовился уже тащить ее, но караул, присланный вскоре от государя императора, просил очень учтиво французов позволить занять пост свой около столпа… «До другого времени!» – закричал народ, и в большом беспорядке разошлись. Надобно заметить, что на этой же площади, на том самом месте, где сооружена колонна с изображением Наполеона, стояло некогда бронзовое изваяние Лудовика XIV, отлитое Келлертом по рисунку известного Жирарда!.. Колонна великой армии есть богатый, величественный и смелый памятник честолюбия Буонапарта – памятник, который собственной красотой своей мог бы исполнить желание его: предать бессмертию военные его подвиги и деяния служивших под его знаменами воинов. На столпе изображены главные его победы, торжественные въезды и триумфы. Высота колонны 138 фута, поперечник ее 12; высота статуи 12 футов. Площадь Вандомская четырехсторонняя с отсеченными углами; пилястры и портики домов коринфского ордена.

Там же, 20 марта поутру