Походный барабан

Существовавшие законы лишь в малой мере касались купцов, и потому они выработали свои собственные кодексы правил, которыми и руководствовались в отношениях между собой. Рассматривая споры, в которых участвовали купцы, местные суды начали прибегать к купеческим кодексам.

По этим правилам торговец становился привилегированной персоной, не связанной законами и уложениями, обязательными для горожан. Бароны, радуясь прибыли от налогов, которые платили купцы, и развитию торговли, которому они способствовали, предоставляли особое положение купеческим караванам.

Высокий молодой монах — а его особенно занимало законоведение — глубоко интересовался такими новшествами. Это и подготовило его разум к восприятию изменений.

Графиню весьма взволновала прежде ею не виденная ярмарка. Надев арабский костюм, который дала ей одна из женщин нашего каравана, она вышла покрасоваться.

За многие мили приходили сюда люди — продать свой товар или просто поглазеть на зрелища и утолить любопытство. Кроме нашего каравана, который теперь слился с караваном Петера, в ярмарке участвовали ещё пять. Один был из Италии, второй из Армении; германцы с берегов Балтики, венецианцы, голландцы — все явились в Провен.

У нас, торговцев, есть свой жаргон — «арго», и свои сигналы для предупреждения о приближающейся беде.

Через несколько минут после открытия ярмарки все купцы уже знали о графе Роберте и о том, кого он разыскивает. Нас здесь насчитывалось более тысячи крепких, закаленных бойцов. Жонглеры, фокусники и акробаты — тоже наши союзники, и разные компании были хорошо знакомы друг другу по предыдущим встречам. Неважно, какие у нас разногласия между собой — а кое-какие, конечно, имелись — любой беде все противостояли сообща, плечом к плечу.

Кто-то вдруг коснулся моего локтя. Обернувшись, я увидал морщинистое лукавое лицо старого Хатиба. Хатиб из Кордовы! Мой друг — нищий, вор, поставщик сведений!

— О, как встреча с тобой согревает мое сердце! — Он показал рукой: — Я здесь с жонглерами.

Открыв полую рукоять своего кинжала, он извлек скатанную в трубку записку.

«Я не забыла.

В.»

Графиня заметила эту сценку и быстро подняла глаза от записки ко мне.

— От женщины?..

Хатиб, улыбнувшись мне, церемонно поклонился:

— Какая же львица не узнает следов другой львицы?

Он говорил по-арабски, но она быстро ответила:

— Ты уподобляешь меня львице?

Мы были изумлены, ибо ни один из нас не предполагал, что эта женщина говорит по-арабски, хотя, собственно, почему бы и нет? Она выросла в замке посреди арабских земель.

— Все женщины — охотницы, и все смертоносны.

— Меня нисколько не удивляет, что этот человек — ваш друг, — сказала она мне. — Вы с ним думаете одинаково.

Не сказав ни слова, я показал ей записку. Графиня приподняла бровь и отдала листок обратно.

— Интересно знать, что это вы такое совершили, что кто-то не забыл о вас на второй день?

— Я не жду, чтобы меня помнили, — заметил я, — лишь бы мне радовались.

Вдруг раздался взрыв рукоплесканий, мы обернулись и увидели человека, сделавшего стойку на одной руке на верхушке шеста, который держал другой акробат. Потом вокруг собралась толпа жонглеров, шпагоглотателей и прочих.

— А чудесно, должно быть, жить вот так! — сказала графиня с восхищением.

— Ну, это зависит от точки зрения, — заметил я, — вот у человека, который на шесте, есть искалеченный ребенок, ради которого он живет. А шпагоглотатель — сирота, не знающий ни отца, ни матери. У них много бед…

— Вы их знаете?

— Это мои друзья, — сказал я, — и я умею даже делать некоторые трюки.

— Поразительно!

— Меня все восхищает, и я люблю совершенство во всем. А потом… кто знает? В один прекрасный день мне может понадобиться исчезнуть. Кто помнит лицо акробата?

* * *

Проходил день за днем, торговля шла удачно, но тревога не покидала меня. Граф Роберт де Малькре, как мне показалось, был не из тех, кто легко отступается, когда столь многое поставлено на карту. Кроме того, он явно умел ненавидеть. Я прочел это по его глазам.

Эта ярмарка оказалась одной из самых успешных для нас, и вот теперь мы приготовились уезжать. Но уезжали мы не одни, ибо после долгих переговоров другие караваны решились присоединиться к гансграфу, потому что он был широко известен своей деловой хваткой.

Фламандскими сукнами в Киеве не торговали, хотя по случаю туда и попадали плащи из этих тканей, и некоторые были проданы их владельцами по ценам просто чудовищным. Один из наших знакомых, армянин, которому случалось там торговать, утверждал, что спрос на шелка и кружева будет очень хороший.

Вечером накануне отъезда я неожиданно получил записку. Ее сунул мне в руку кто-то в ярмарочной толчее.

«Если хотите узнать о местопребывании вашего отца,

приходите к восточной потерне».

Оседлав Айешу — одну из кобыл — я поехал в город. О моем отце знала только Сафия. Сафия — и ещё графиня.

Оставив кобылу в тени у стены, я наблюдал за потерной.

Время текло, но никто не появлялся. Может быть, это западня? Если Сафия здесь, то где же она? Больше часа я прождал, но не уловил ни звука, ни движения.

И тогда я заметил кое-что, чего не видел прежде.