Походный барабан

Несколько минут я сидел и ждал, а потом начал подниматься. Но так и не поднялся. Я остался сидеть, сидел очень тихо и смотрел на человека, появившегося напротив меня, на другой стороне небольшой прогалины.

Он вынырнул из лесу — тощий, костлявый бродяга со странным лицом, неописуемо грязный. Он нес через плечо какой-то мешок, а в руке держал крепкий посох. На другом плече висел лук и колчан со стрелами.

Несколько минут бродяга разглядывал меня, пока я наконец не обратился к нему по-арабски. Ответа не было, и я начал беспокоиться. Чем-то его лицо пробуждало недоверие и тревогу. Росту в нем было всего ничего, плевый человечишко, грош цена, но я, калека, стоил сейчас и того меньше.

Из-за раны в боку я мог поднять только одну руку, и то с трудом. Левая нога и ступня были ещё в очень плохом состоянии, и я мог ковылять только с костылем. Правой рукой я не могу действовать из-за ран, левая занята костылем, так что я сейчас практически беззащитен.

Я обратился к нему на франкском языке и кое-как поднялся на ноги. С трудом сохраняя равновесие и превозмогая боль, подождал, пока он приблизился ко мне и остановился в нескольких футах. В его взгляде было злобное удовольствие, которое повергло меня в ужас.

Вдруг неизвестный сделал шаг вперед и, прежде чем я смог угадать его намерения, уперся мне в грудь концом своего посоха и резко толкнул.

Я потерял равновесие, свалился, ударившись больной ногой, и вскрикнул от невыносимой боли.

Тогда он подошел, встал надо мной и, словно это его забавляло, ударил меня ногой в лицо. Не сильно — сколько раз меня били гораздо сильнее! — но этот пинок наполнил меня страхом. Да что ж это за чудовище?

Потом он сел там, где недавно сидел я, и пристально уставился на меня, а потом сказал на ублюдочном арабском:

— Ты будешь моим рабом.

Снова подняв палку, бродяга хладнокровно ткнул меня в зубы концом и расхохотался, когда я сделал слабую попытку схватиться за нее.

Более часу он просидел так, тыкая меня концом посоха, а время от времени бил с размаху. Наконец он встал.

— Ты зачем свистел?

Этот человек был злобным созданием, ни капли человеческого в нем не осталось. Что он намеревался со мной сделать, я не знал, а сил у меня не было даже для того, чтобы одолеть его слабость. Но неужели я потерял и смекалку?

— Джинну свистел, — сказал я. — Я свистел, чтобы вызвать джинна.

Усмешка сбежала с его лица, оставив, однако, выражение какого-то хитрого юмора.

— Джинна? Ты? Вставай! Ты мой раб. Поднимайся и неси мой мешок, иначе я тебя спалю на огне. Ага, вот это я и сделаю! Я тебя спалю!

Я начал осторожно умащивать на место костыль, а он внимательно следил за каждым моим движением, наверное, прикидывая, как лучше со мной управиться.

После несколько минут мучительной возни я наконец смог подняться.

— Бери мешок, — сказал он, — неси.

— Доставь меня в Константинополь, — сказал я, — и ты будешь вознагражден.

Он ответил мне презрительным взором.

— Ты думаешь, я дурак, но я тебе покажу. Ты мой раб. Если не будешь слушаться, я буду тебя бить. Буду тебя бить палкой или спалю.

Встав на ноги, я попробовал взвалить на плечо мешок, но не смог. Он подошел и осторожно, держась в стороне от моей здоровой руки, повесил мешок мне на плечо. Я был настолько слаб, что чуть не упал под его тяжестью, но наконец мне удалось сделать шаг. Бродяга двинулся вперед, лишь изредка оглядываясь через плечо.

Я мог двигаться только очень медленно, и он, потеряв терпение, вернулся. Плюнул мне в лицо и завопил:

— Плохой! Плохой!

И вдруг бросился на меня и начал тыкать и молотить меня своей палкой. Я отчаянно метнулся к нему, но он отскочил и стал пританцовывать вокруг меня, вовсю орудуя палкой. Наконец я свалился, и тут-то он взялся за дело по-настоящему, немилосердно избивая меня и стараясь забросать мне глаза грязью.

Это был безумец. Ох, если бы мне только удалось подобраться к нему поближе… у меня ведь есть нож.

В конце концов он устал колотить меня, разложил небольшой костер и стал готовить пищу. Потом вдруг подошел ко мне с горящей головней и ткнул ею мне в глаза. Он обжег мне подбородок и задел ухо, я неуклюже отмахнулся костылем и подбил ему ноги, и он свалился прямо в костер.

Безумец завизжал и откатился от огня, но, проклиная меня, держался так, чтобы я больше не мог до него дотянуться.

Что-то зашевелилось в тени за костром. Отблеск огня затрепетал на шелковистом боку.

— Айеша! — непроизвольно вырвалось у меня, и я увидел, как она подняла голову и поставила уши стрелкой, услышав знакомую кличку.

Мой мучитель, сидевший у огня, повернулся как ужаленный и увидел кобылицу. Он вскочил на ноги, уставившись на неё и шумно переводя дух.

— Это твоя лошадь?

Его круглые, как бусины, глазки злобно вспыхнули.

— Зови. Подзови её сюда, и получишь вот это!

И показал грязную кость — я бы такую и собаке не бросил.

Сама мысль о том, что моя великолепная кобылка попадет в руки этому дьяволу, привела меня в ужас; однако, как ни норовиста Айеша, старый мерзавец сумеет её поймать, если я буду поблизости…

Если не предпринять что-нибудь, то он будет мучить не только меня, но и лошадь.