Походный барабан

Я осторожно выбрался на гладкую поверхность, распластавшись по скале. Потом отпустил опору и заскользил вниз. На миг меня охватил панический ужас при мысли об огромной глубине подо мной и о том, что случится, если я промахнусь и не попаду на выступающую кромку или не сумею задержаться на ней.

Пытаясь тормозить локтями, коленями, пальцами ног, всем телом, я скользил, быстро набирая скорость. Цепляясь за камень, чтобы как-то замедлить скольжение, сорвал ноготь — боль была пронзительная, но тут пальцы ног натолкнулись на узкую кромку, и лишь вес тела, прильнувшего к скале, не дал мне перевернуться и полететь вниз.

Вцепившись в камень, я отогнал прочь свои страхи и постарался дышать медленно, глубоко втягивая в легкие прохладный воздух. Он с хрипом врывался в глотку, а я ждал, стремясь успокоиться и подготовиться к следующему испытанию, ожидающему меня впереди.

Я не представлял себе, намного ли спустился, но теперь уже возврата не было, нельзя было и остановиться. Внизу лежало спасение и свобода; но рядом со мной на скале выжидала смерть.

Полочка шириной в несколько дюймов, на которую опирались мои ноги, тянулась поперек скалы и, кажется, имела небольшой уклон вниз, так что я, вжимаясь всем телом в камень, двинулся вдоль нее.

Время как будто остановилось.

В некоторых местах выступ суживался до одного дюйма. Потом он снова расширялся; и вдруг я обнаружил, что оказался в неглубокой пещерке, выдолбленной ветром и дождем. Здесь хватило места, чтобы сесть, что я и сделал с радостью; но сначала взглянул вверх, дожидаясь вспышки молнии. Наконец полыхнуло, и я увидел, что нахожусь не более чем в ста пятидесяти футах от моей камеры!

Только совершенная безвыходность моего положения и сознание, что я не могу оставаться там, где нахожусь сейчас, заставили меня двинуться дальше.

Не в моем характере покорно ждать смерти или поддаваться отчаянию. Где-то томится в плену мой отец, если он ещё жив, и я должен освободить его…

Посасывая раненый палец, я рассматривал скалу. Потом, используя одну за другой драгоценные опоры для рук, стал спускаться. Дважды попадались узкие вертикальные трещины, «камины», по которым удалось спуститься, хоть и недалеко. Один раз кромка камня хрустнула под ногой, и меня спасла только сильная хватка пальцев. В другой раз меня, повисшего над черной бездной, удержал сжатый кулак, заклиненный в вертикальной трещине. Чтобы свалиться в объятия смерти, стоило лишь разжать руку…

Дождь прекратился, но я заметил это не сразу — так сильно сосредоточился на своей цели. Гром ворчал в ущельях, как угрюмый медведь в пещере. Поверхность скалы стала грубее и была уже не такая скользкая. Я стал двигаться быстрее, но внезапно поскользнулся, сорвался и упал; голова с маху ударилась о камень.

Полуоглушенный, я несколько минут лежал, прежде чем смог перевернуться и, шатаясь, как пьяный, поднялся на ноги. Блеснула далекая молния, и я огляделся, ища путь вниз… но пути вниз не было. Я стоял в русле высохшего ручья!

Глухой рокот, донесшийся сверху, предупредил меня о приближении паводка, и я, спотыкаясь, перебежал русло и вскарабкался на противоположный берег — как раз вовремя.

Бледный желтый свет подкрасил края облаков на востоке. Теперь — к розовому дому, за моим конем!

Я спускался по обрыву всю ночь.

Предплечья у меня были ободраны, кожа вся в порезах и ссадинах. Колени — в таком же состоянии, и идти было больно. Ныла глубокая ссадина на голове, и из неё сочилась кровь, но сильнее всего болел палец с сорванным ногтем.

В голове билась толчками тупая, тяжелая боль, но я был внизу.

Я был свободен!

Глава 17

Я скакал на восток верхом на быстроногом Бербере, и прежде чем солнце достигло полудня, добрался до гор и въехал в неровную, труднопроходимую местность. Это была земля обнаженных скал, зубчатых гребней, величественных пиков и природных твердынь, которые вовеки не покорятся человеку, — неприступность их превосходила всякое воображение.

Пот струйками стекал по телу, раздражая кровоточащие раны, голова под беспощадным солнцем пульсировала от боли. Я нигде не мог найти воды, а в седельных сумках оказалось лишь немного пищи. Но единственным спасением для меня было затеряться в пустынных горах, имеющих мрачную славу, — по слухам, здесь скрывались разбойники.

Незадолго до заката солнца послышался звон колокольчика.

Проезжая по усыпанному камнями склону, я натолкнулся на козий помет и следы крохотных копытец. Поднялся на гребень — и увидел стадо прямо перед собой. Не меньше двух сотен коз, охраняемых тремя мужчинами и двумя огромными свирепыми собаками.

И ещё с ними была девушка.

Она сделала несколько шагов навстречу мне и остановилась, расставив крепкие ноги; ветхую юбчонку трепал ветер. Ее нечесаные волосы растрепались, но в глазах и повадке сквозила очаровательная дерзость, а тонкая ткань обрисовывала такие линии тела, что у меня пересохло во рту и сердце застучало, как барабан.