Походы и кони

Десант был неудачен. Казаки не поднялись поголовно, потому что красные навезли массы войск. Но казаки встретили нас как освободителей и многие к нам присоединились. Нас было слишком мало, чтобы завоевать всю Кубань. Против нас были втрое сильнейшие красные войска. Выбрались мы только благодаря Бабиеву. Десант ужасная вещь, Боже сохрани от десанта. Считаю, что нам повезло, что мы вернулись.

Я лег на палубе и крепко заснул. Проснулся я уже в Керчи. Пароход стоял у пристани. Меня послали в трюм разгружать лошадей.

Брат был в обозе в Керчи. Он очень беспокоился обо мне. Слухи ходили самые фантастичные. Он пришел на пароход. Снизу из трюма я услыхал его голос, спрашивавший обо мне. Я поднялся на палубу. Мы улыбнулись друг другу.

– Ну, как было?

– Ужасно. Мы едва вырвались.

– А Андромаха?

– Было очень трудно для нее, но она все хорошо перенесла.

Я снова спустился в трюм доканчивать выгрузку лошадей. Было чувство счастливой усталости. Все же отбрыкались, остались живы.

Хоть десант на Кубань был неудачный, но мы отвлекли на Кубань много красных сил и дали возможность нашим в Таврии окружить и уничтожить конный корпус Жлобы (18 и 19 июня 1920 г.). В нужный момент у красных не оказалось резервов – все были на Кубани.

Таврия

Проигрыш

Вернувшись из десанта, обе батареи пробыли недели две в Керчи. Коновязи и орудийные парки были на большом дворе школы. Обозненко придумал устраивать там занятия с солдатами. Я на занятиях регулярно отсутствовал, и мой плохой пример заразил других офицеров. Брат играл в карты где-то в городе, и играл довольно счастливо. Когда он был в выигрыше, мы шли ужинать в приморский ресторан.

В Керчи нам выдали жалованье. Я получил что-то около трех тысяч рублей. Офицеры тотчас же стали играть. Я в карты не играл, но в этот раз меня уговорили взять карту. Очень быстро я проиграл пятьдесят две тысячи. Проиграл бы больше, если бы капитан Ковалевский не приказал кончить игру и разойтись. Главное, игра не вызывала во мне азарта, а просто я не умел. Очень подавленный я пошел на нашу квартиру и сказал брату:

– Я проиграл в карты.

– Знаю, мне уже сказали.

– Что же делать?

– Надо платить.

– Как?

– Не знаю.

Я лег на кровать, самые темные мысли вертелись в голове. Заплатить из жалованья я не мог. Надо было бы выплачивать годами, не тратя ничего на себя. Тогда самоубийство, раз я не мог заплатить долг чести. Но это мне казалось глупо, особенно после десанта, где избежали стольких опасностей, и из-за часа игры, который мне не доставил никакого удовольствия. Но что же делать? Смеркалось. Вошел брат.

– Есть у тебя деньги?

– Да.

Я постеснялся отдать выигравшему мои несчастные три тысячи. Он их взял и ушел. Я провел бессонную ночь. Господи, Господи, что я наделал! Теперь и он проиграется из-за меня. (Я знал, что он пошел спасать меня.) Почему меня не убили на Кубани?

Он вернулся, когда заря чуть осветила окна. Я сделал вид, что сплю, но внимательно следил за ним. Он подошел к окну, и я услыхал шуршание бумаги. Я навострил слух. Деньги?

– Сколько ты проиграл? – спросил он, не поворачиваясь.

– Пятьдесят две тысячи.

Он отсчитал и бросил мне пачку денег.

– Заплати и никогда больше не трогай карт.

Он лег, не раздеваясь, и сделал вид, что заснул. Я не мог дождаться утра. Как только встало солнце, я пошел к выигравшему офицеру и отдал деньги.

– Что вы, что вы. Я не могу взять от товарища такую сумму.

– Возьмите, потому что я играл серьезно.

– Нет, право, я не могу… Вот что я вам предлагаю. Сыграем на все.

И он достал карты.

– Нет, я больше к картам не притронусь. Я уже заплатил за урок.

Я ушел, оставив ему деньги. И с тех пор не играю.

Феодосия

Обе батареи погрузили в длиннейший поезд и повезли в Таврию. А обоз пошел в Феодосию. Шапиловский и несколько офицеров поехали в обоз. Между ними брат, Александров и я. Поместились в Феодосии в дачах на горах.

Тут мы нашли полковника Шафрова, который оказался командиром нашей батареи. Он был болен астмой и редко бывал в батарее, его заменял Шапиловский, который был старшим офицером. Для нас это была, скорей, неприятная неожиданность. К Шапиловскому мы привыкли, а Шафрова не знали или, верней, знали не с самой лучшей стороны. На Северном Кавказе, в Петровском, он чуть не загубил батарею и в Махновском районе рассорился с начальником 2-й группы. Но Шафров нас очаровал. Он устроил ужин, купил хорошего вина, и много, и пригласил всех наличных офицеров, чтобы с ними познакомиться. Он просил Шапиловского нас ему представить. Шапиловский сопровождал каждого хвалебной фразой. Я покраснел, как мак, когда, представляя меня, он сказал:

– Поручик Мамонтов, на любую дикую лошадь может сесть, и она его не сбросит.

Это было сильно преувеличено, но приятно слышать.

Играли наши трубачи. Шафров был весел и остроумен. Он сказал речь о молодости, радости жизни, любви. О счастье. Под конец мы были все в полсвиста. Отпустили трубачей, завладели трубами и стали сами пытаться дудеть. Воображаете? Собаки всей округи нам аккомпанировали воем. Наконец разошлись, унося каждый свой инструмент.