Походы и кони

Мое положение было скверное. Из-за плеврита у меня не хватало дыхания, и я не мог долго бежать. Наши бросили меня и уехали. Я шел, влезал на бугор и надеялся за ним увидать наши цепи – никого. За следующим бугром тоже никого. И так много, много раз. Когда я переваливал через бугор, стрельба махновцев прекращалась – они меня не видели. Но я боялся, что конные, которых у них было трое, воспользуются этим моментом, чтобы зайти мне во фланг или тыл. Я пускался бегом под горку. Потом опять появлялась цепь махновцев, и стрельба возобновлялась. Чтобы перевести дыхание, я останавливался и выпускал по ним обойму. Конечно, мои пули не приносили им вреда, но их свист, думаю, сдерживал особо рьяных, показывая, что я буду защищаться.

Мысль выбросить патроны из карманов для облегчения не пришла мне в голову. Я шел, бежал, останавливался и стрелял, снова шел, снова бежал, снова стрелял, и так без конца среди роя пуль. Во рту появился вкус крови. Горизонт стал качаться. Конечно, это я качался, а не горизонт. Нужно глубоко дышать. Только не свалиться и не попасть живым им в руки.

На этот раз, странно, я не особенно боялся, хоть вполне отдавал себе отчет в безнадежности моего положения. Ни минуты я не терял головы, как случалось раньше. Все время мысль работала отчетливо и напряженно.

В ушах шумело, и я не слышал выстрелов, но видел пыль от пуль. Иногда я видел перед собой дорожку пыли от пулемета. Она начиналась слева, подходила ко мне… Вот сейчас удар в спину, и все будет кончено. Лишь бы убили, а не ранили и потом замучили, думал я почти равнодушно… Пыль переходила направо, возвращалась и переходила налево.

Во мне боролись два чувства. Ум говорил: «На этот раз кончено. Тебе не удастся выбраться. Лучше покончить самому. Разуйся, возьми дуло ружья в рот и большим пальцем ноги нажми на спуск – череп разлетится на куски». Но для этого нужно было остановиться, сесть, разуться – потеря времени.

Другой же голос – жизненного инстинкта – кричал: «Не слабей и не сдавайся до последнего. Нужно все испробовать, чтобы спасти жизнь. Может быть, что-нибудь случится. Ангел-хранитель, помоги и заступись». И я снова шел, бежал, стрелял. А они шли за мной, стреляли и приближались. Я все надеялся, что они отстанут. Мне казалось идиотством преследовать одного человека целым полком. Как оказалось потом, это была контратака махновцев, мое несчастье было, что я оказался на их пути.

Солнце стало клониться к западу. Господи! Сколько же часов длится этот кошмар? Ведь началось до рассвета! Господи, пошли мне лошадь, самую лядащую, но лошадь.

Я остановился, чтобы перевести дыхание и выпустить обойму по махновцам. Правильно целиться я не мог, потому что горизонт качался. Я прикладывался и ждал, чтобы их цепь подкачнуло под мой прицел. Стрелял я над их головами ввиду расстояния. Стрелял в сторону конных – их я боялся. Но конные не пытались зайти мне в тыл. Вероятно, наша утренняя встреча оставила у них неприятное воспоминание. Я выпустил все три патрона и повернулся.

Кровь ударила мне в голову. В двадцати шагах за мной стояли два всадника. Я схватил новую обойму и стал лихорадочно заряжать, но, конечно, обойма заклинилась. Только тогда я увидел погоны у всадников.

– Наши!!!

Как я их обожал, этих незнакомых всадников!

Что вы здесь делаете? – спросил меня ротмистр. Как видите, веду бои с противником. Меня бросили наши. Я не мог бежать так же быстро, как они, потому что болен.

– Я знал, что тут наших войск нет, и потому эта пальба меня заинтересовала. Я приехал посмотреть, в чем дело.

За что я вам очень благодарен, потому что я при последних силах. Шутки в сторону, нужно отсюда убираться. Возьмите мою винтовку, я возьмусь за хвост вашей лошади. Идите рысью. Ротмистр послал своего вестового привести для меня повозку. Я же некоторое время волочился за хвостом лошади. Но я ослабел, ноги стали мягкие, не отталкивались.

– Нет, не идет. Дайте мне стремя, я сяду на круп и отдам вам стремя.

– Вы меня стянете с седла, – сказал ротмистр с беспокойством.

Видимо, махновцы усилили по всаднику огонь. Я выстрелов не слышал – в ушах шумело.

– Не беспокойтесь – я конный артиллерист (то есть умею ездить).

Я сел на круп. Какое блаженство чувствовать под собой лошадь. Ротмистр пошел легким галопом, и вскоре мы зашли за бугор. Стрельба махновцев прекратилась. Я был спасен!

Нам навстречу катила повозка в сопровождении вестового. Я пересел на повозку и горячо поблагодарил своего спасителя ротмистра Кублицкого.

Кончился этот кошмар, где только смерть была моей верной спутницей. Я был в каком-то апатичном оцепенении. Конечно, была и радость, но больше апатия.

На пароход

Я приехал к нашей роте. Поручик был смущен.

Как же вы не взяли повозку и не постарались меня вызволить? Ведь все время слышали стрельбу!

– Я не мог оставить роту – они бы разбежались. А послать ведь некого – все трусы. Они бы до вас не доехали.

– Я не желаю оставаться с такой швалью. Я совершенно болен.

Контратака махновцев не состоялась. Думаю, что они израсходовали все патроны, стреляя по мне.