Походы и кони

Но они и на это решиться не могли. Мы оставили этих трусов и пошли в город. Мы были храбры, потому что чувствовали за спиной идущую нашу дивизию.

Стрельба между тем смолкла. Мы прошли по пригороду, никого не встретив. Дошли до моста, и я предложил тут и остаться и дождаться прихода дивизии. Кавалеристы, видимо, устали, поэтому со мной согласились. Я лег у дороги и крепко заснул.

Проснулся я от шума прибывшей дивизии. Было совсем темно. Я услыхал голос прапорщика Мильчева, рапортующего полковнику Шапиловскому.

А куда девались поручик Мамонтов и солдаты? Мы их больше не видели, они исчезли. Я тут, со своими солдатами. Это вы исчезли, – крикнул я в темноту. Ну и слава Богу, значит, все в целости, – отозвался Шапиловский. Вот ты где, – сказал брат. – Ты знаешь, я пересел на Дуру, потому что Рыцарь еще не совсем оправился от раны.

Я похлопал Дуру по шее и засмеялся.

Погром

Спустя некоторое время мы узнали, что произошло. Нежин со стороны Сейма примыкает к болотам и кустам. Очевидно, гвардейцы поставили охрану по железной дороге и просмотрели болота. Банда, вроде махновцев, вошла именно с этой стороны. Охранение их прозевало, неожиданность была полная. У бандитов была даже сорокавосьмилинейная мортира, из которой они пальнули лишь раз. Гвардейцы были захвачены врасплох и удирали на неоседланных лошадях. Артиллеристы не успели запрячь орудия. Но бандиты скрылись так же быстро, как появились, и даже не увезли с собой брошенные два орудия. С приходом нашей дивизии бандитов уже нигде не обнаружили.

Несмотря на довольно сильный огонь красных, потери гвардейцев были не так велики. Кажется, два убитых и несколько раненых, две или три лошади. Конечно, это было очень неприятное происшествие для гвардейцев, и в виде мести они стали утверждать, что еврейское население Нежина принимало участие в нападении. И устроили погром.

Вполне вероятно, что несколько агентов бандитов принимали участие, но ни в коем случае не все евреи. Не думаю, чтобы убивали, но, конечно, грабили. Нашу дивизию не ввели в город, а расположили в пригороде. Для того чтобы удержать солдат от грабежа, говорили одни. Для того чтобы облегчить грабеж, говорили другие. На самом деле, поселенные солдаты не позволят грабить их дом. Понятно, что грабили зажиточных, то есть наименее склонных к коммунизму.

Многие офицеры протестовали против погрома, и генерал Барбович его прекратил энергичными мерами. Кого-то пороли и даже кого-то повесили, и все сразу прекратилось. Дивизия вошла в город и расположилась по квартирам. Я пошел к майору за моими переметными сумами.

Объясняется погром, может быть, тем, что в то время значительный процент красных комиссаров составляли евреи и главнокомандующим был Троцкий-Бронштейн.

Киев был взят без нашего участия 30 августа 1919 года. Мы остались стоять в Нежине. Тут мы подверглись критике нашего начальника, инспектора конной артиллерии, генерала князя Авалова. Он потребовал коновязи. Вывели лошадей из прохладных конюшен и привязали на площади на коновязи. Солнце, жара, мухи, трудно поить и кормить. Но что поделаешь – воля начальства.

Мильчев и Форберг ничего интересного на заводе не нашли, но привезли новое деревянное ложе для моего карабина.

Постояв некоторое время в Нежине, дивизия перешла опять в Конотоп. Я отдал свою чудную шашку «отпустить», то есть наточить, и когда мы выступили, не было времени за ней заехать. Мы часто возвращались в Конотоп, и я не волновался. Но в Конотоп мы больше не попали, и моя шашка пропала. Я заменил ее драгунской, но это все же было не то.

В Северской Руси

Через Сейм

В начале сентября 1919 года наша регулярная кавалерийская дивизия под начальством генерала Барбовича двинулась из Конотопа на Белополье и у станции Ворожба перешла на северный берег Сейма. Красные не оказали нам сопротивления, и мы вошли в Путивль. Тут дивизия остановилась на два часа вдоль длинной белой стены. Очевидно, наша разведка пошла вперед, а мы ждали. Мы старались вспомнить «Слово о полку Игореве»: ведь Ярославна плакала на какой-то стене тут, в Путивле.

Вскоре дивизия пошла на север, к городу Глухову, у которого завязался упорный бой.

С переходом через реку Сейм местность заметно изменилась, приобрела холмистый характер, поля перемежались с лесами. Появились береза и черный хлеб, крестьяне говорили по-русски. С Украины мы перешли в Россию. Вместо хат были избы из бревен. Но деревни были часто беднее, чем на Украине. Зато встречалось много местечек, почти города и даже индустрия, заводы.

Бой у Глухова был долгий и упорный. Красные несколько раз пытались наступать. Но в конце концов им пришлось отступить. Наша батарея много стреляла.

Во время боя к батарее подошел великолепный, серый в яблоках гунтер. Он был тяжело ранен и искал помощи у людей. Лошадь в страдании безмолвна, но в глазах отчаяние. Помочь ему было невозможно. Я его погладил. Он покачнулся, как пьяный, и упал. Пришлось пристрелить его в ухо. Мне было его жаль. Думаю, что у хозяина не хватило мужества пристрелить свою любимую лошадь.