Один красный стрелок взобрался на высокую колокольню и оттуда пускал нам пулю за пулей. Но он волновался и мазал. Вдруг я услыхал, как пуля во что-то ударила. Шедший впереди меня поручик Виноградов обернулся.
– Я ранен, посмотрите, куда, где-то на спине.
Я осмотрел спину, но крови нигде не заметил. На срезе карабина, который был за спиной у Виноградова, я увидел след пули.
– Меня как палкой по спине ударило.
Несколько дней спина Виноградова болела, но все же карабин спас его.
Мы вернулись к монастырю и провели ночь на площади перед ним. Орудия по очереди стреляли всю ночь по городу, каждые четверть часа. Это действует на нервы. Причем лучше разбрасывать снаряды без всякой системы. Так никто не знает, куда упадет следующая граната.
Я пошел в монастырь и постучался. Монашенки отказались открыть. Но я уже знал, что говорить.
– Вы отказываете просящему погреться, разве это по-христиански?
Я подождал, но ответа не было. Я ушел и устроился в башне над воротами. Лег на пол. Пошел первый снег в этом году, но я был закрыт крышей над башней. Вдруг появилась монахиня.
Это вы стучались к нам?
– Да. Так пожалуйте. Приведите ваших друзей. Мы вас ждем.
Я был удивлен. Особенно тем, что она меня нашла среди стольких. Я пригласил брата, Мея, Виноградова, Мукалова и еще кого-то пить чай. Они вытаращили глаза и думали, что я шучу, но пошли за мной. Стол был накрыт, шипел самовар, сидел священник, монашки прислуживали.
Ах, как приятно было напиться чаю в теплом и сухом помещении. Мы сердечно поблагодарили и разошлись. Я лег в своей башне, подложив под голову котелок. Даже выстрелы нашей батареи мне не мешали. Я крепко заснул, и мне чудилось, что сплю я в своей кровати в Москве. Утром был даже удивлен – где я?
На следующий день решили охватить город еще больше. Послали наше орудие (4-е) с двумя сотнями казаков влево. Плоскогорье было перерезано тремя глубокими балками-оврагами. Наша лава пошла ходко, не встречая сопротивления. Сотни переходили овраги поперек, а орудие должно было следовать по дороге, которая шла зигзагами. Поэтому мы отстали. Когда мы выбрались на гребень третьего оврага, то встретили нашу отходящую лаву под сильным огнем красных. Мы повернулись и пошли крупной рысью, а иногда галопом. Казаки были уже на другом краю балки, а мы еще внизу, когда на гребне появилась красная пехота и стала палить по нам. Так было в каждой балке. Пехота бежала, надеясь отрезать нам путь отступления, а мы скакали что есть мочи. Наконец мы выбрались на ровное место и крупной рысью смогли оторваться от преследования.
Мы шли мимо крайних домов города и заметили слишком поздно казака, который делал нам знаки нагайкой. В этом месте улица выходила в поле. Как только орудие стало пересекать продолжение улицы, там где-то заработал пулемет. Орудие перешло на галоп и благополучно достигло закрытого пространства, за домами на той стороне.
Все же пулеметная лента прошла как раз через орудие. В переднем выносе легко ранен ездовой в плечо и прострелено ухо его лошади. В корне тоже легко ранена лошадь. Но больше всего повезло брату. У Рыцаря было три царапины, одна на гриве и две на крупе, и полушубок брата был прострелен. У меня сердце екнуло: дрогни немного рука наводчика, и… У нас с Ванькой ничего не было.
Наша дивизия была вынуждена выйти из города. Красные думали, что мы отступаем и погнались за нами. Но просто Врангель вывел конницу из узких улиц в поле. Тут мы должным образом встретили красных и загнали их опять в город. Результат нашего флангового удара сказался. Наша пехота нажала с другой стороны, и красные уходили из Ставрополя.
Последняя граната заклинилась в нашем орудии, и, несмотря на все наши усилия, извлечь нам ее не удалось. В это время раздался радостный крик:
– Квартирьеров в Ставрополь!
Радостная дивизия пошла в город, а наше орудие получило приказание под начальством поручика Виноградова и с несколькими номерами (в том числе и я) идти в наш обоз за 25 верст. Там техник инструментами вытащит гранату. Мы были неприятно поражены этим приказанием. Тем более что наступил вечер, дороги в этот хутор мы не знали и проводника взять было негде. Решили идти по карте.
Все радостные пошли в город, а мы, угрюмые, пошли в другом направлении.
Наступила ночь, было ветрено и холодно. Мы пошли рысью по громадному полю. Иногда ветер рвал облака, и луна освещала белые раздетые трупы. Они были всюду. Лошади их пугались и шарахались. Сознаюсь, и мне это зрелище было неприятно. Наконец мы спустились в лес. Ветер стих, но пошел дождь. Я закутал голову мешком. Тьма в лесу была кромешная. Вдруг мы увидали направо огонь. Орудие остановилось, и Виноградов послал меня посмотреть и расспросить о дороге. Я углубился в лес. Может, это разбежавшиеся красные развели костер? Я достал карабин из-за плеча и взвел предохранитель. Небольшая полянка, и за орешником на холмике пылал костер. Я послал Ваньку и выехал наверх. Я был в недоумении – горел ярким пламенем пень. Никого кругом. Они заслышали мое приближение и спрятались.