Читаем Походы викингов полностью

Такая же гостиница для проезжих находилась на дороге из Трондхеима в Ямталанд. Эти пристанища в дремучих пограничных лесах, по которым пролегали торговые дороги, назывались Saelobus. Они были обширны, может быть, потому что купцы ездили многочисленными обществами для лучшей безопасности от разбойников. Это можно заключать из рассказа, что однажды вечером 12 купцов прибыли в гостиницу Ямталандского леса и нашли там ночлег для себя и помещение для товаров, хотя в эту же ночь остановились там и другие проезжие. Считалось предупредительным и вежливым поступком при отъезде с ночлега оставлять наколотые дрова, чтобы будущие проезжие тот-час же могли обогреться и обсушиться.

Впрочем, о состоянии внутренней торговли мы знаем только, что тинги и праздники соединялись с ярмарками. На великом февральском празднике в Упсале (Goic, Февраль), во время общего тинга, происходила и ярмарка, продолжавшаяся целую неделю. Вероятно, то же обыкновение соблюдалось и в других областях: места жертвоприношений и тингов были также местами ярмарок. Оттого, без сомнения, получили начало многие города в Швеции, например, Скара в Вестготландии, Льонхакепунгер[441] (Линненинг) в Остготландии, Стренганес (Strengnaes) в собственной Седерманландии, Телге[442] в Седертерне, Торсгарг (ныне Торсхелла) в Рекарне[443] и другие. Торговля была меновая; если же товары не отвечали одни другим в Пене, то разница доплачивалась серебром и золотом по весу.[444] Мы уже говорили, в первой части «Походов викингов», что для этой цели употреблялись разной величины золотые и серебряные перстни или пластинки, разрезаемые по мере надобности, и что для того же пользовались и иноземной монетой. В это время еще не чеканили своих денег, по крайней мере до Олафа Скетконунга, а относительно монет, ему приписываемых, мнения археологов еще не согласны.

Глава одиннадцатая

Ремесла, рукоделия, художества

Всякий знал какую-нибудь работу, сколько было нужно. Вообще, очень хорошо знали судостроение.[445] Древние саги часто говорят о людях, бывших отличными корабельными мастерами; но уже само собой понятно, что народ-мореплаватель, подобный скандинавскому, между которым всякий зажиточный поселянин владел кораблем или несколькими судами, должен был иметь некоторое искуство в судостроении. Обыкновенно строили суда, заостренные с обоих концов, и давали им вид драконов, змей или других животных;[446] передняя часть судна имела сходство с головой животного, а задняя — с хвостом его.

Корабль, отнятый Олафом Трюггвасоном у Рауда Рамме (Могучего), норвежского поселянина, имел в передней, части голову дракона и оканчивался хвостом; распущенные паруса походили на крылья дракона. «Этот корабль, — прибавляет сага,[447] — был одним из лучших во всей Норвегии». Военный корабль, на котором Олаф Дигре, в союзе с королем Анундом, делал опустошительный набег на Данию, назывался Visund, или Зубр: нос корабля представлял голову буйвола, а к корме был приделан змеиный или рыбий хвост. Сигват Скальд воспел его так:


Олафом послан в бой с пучиной

Визунд с расписанным хвостом.

Рога вола порою той

В волнах обильных окунулисьхъ.[448]


Другой корабль, которым тот же король начальствовал в битве при Неси,[449] со Свейном-ярлом, назывался Karh-haufdi, «Молодецкая голова», потому что на корабельном носу была королевская голова, вырезанная самим Олафом: такие головы долго ставились на кораблях вождей в Норвегии. Их можно было снимать и опять ставить по произволу: по предписанию древних исландских законов никто не мог подплывать к берегу так близко, что могли видеть сто оттуда, с раскрытой пастью у головы корабля, чтобы не испугать духов-покровителей страны.

Бока кораблей обносились высокими деревянными брустверами, как для того, чтобы не дать неприятелю сцепиться для рукопашного боя, так и от напора волн при сильной буре, для чего у мореходных судов боковые края обыкновенно были выше, нежели у военных. Деревянные брустверы, или широкий край, обходили кругом всего корабля; самый бруствер на всякой стороне имел ворота, через которые можно было выходить на края. Посредине корабля возвышалась единственная мачта, устроенная таким образом, что ее можно было снимать и опять ставить, смотря по надобности. Кроме того, многие суда имели бушприт, который по желанию убирался и выставлялся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука