Читаем Походы викингов полностью

Бой был жестокий; епископа Гослина ранили; только к вечеру они прекратили нападение и вернулись на суда, таща с собою убитых. Но на другой день сильнее хотели овладеть башней, пускали множество стрел, бросали камни пращами и баллистами (blidor), пробивали дротиками деревянные укрепления. Так как не повезло им ни в чем, они сделали себе неприступные крыши из сырой колеи и под их защитой добежали до подножия башни, чтоб подкопать ее. Осажденные лили на них кипящее масло, воск, смолу и принудили оставить это намерение. Норманны напали опять и разбивали дубинками основание башни; сверху сыпалось на них разное оружие: их шлемы были унизаны стрелами, расписанные щиты, большие и малые, звенели от беспрестанно падавших на них камней, но осаждающие продолжали работу, прорубили отверстие и готовились ворваться, как вдруг сверху башни обрушилось на них такое множество камней и других тяжестей, что за один раз было раздавлено шестьдесят человек. Это положило конец нападению, и французы поспешили заложить пролом. Верхняя часть башни была деревянная. После напрасных усилий против каменной башенной стены норманны набросали под ней огромную поленницу дров и развели огонь, чтобы поджечь деревянную часть. Но проливной дождь потушил пламя и помог усилиям осажденных уничтожить пожар.

Так нападали и оборонялись с одинаковым упорством с обеих сторон до самого декабря. В это самое темное и холодное время норманны позволили себе некоторый отдых. Однако ж держали город в осаде: главный их стан находился на правом берегу Сены, где, для защиты от нападения, они вывели вал из земли и камня вокруг церкви Сен-Жермен-ле-Ронд (ныне Auxerrois). Самые бойкие и нетерпеливые из них, не вынеся покоя, отправились в набеги то пешие, то верхом: грабили, жгли, убивали, свободных делали рабами, а рабов свободными; прогоняли феодальных господ, отдавали их поместья поселянам и мелким владельцам и многих привлекли на свою сторону. Так пробрались они по полям и лесам, через реки и горы, в окрестности Реймса и привели в ужас всю северную Францию.

Фулько, архиепископ Реймский, преемник Гинкмара, в сильных выражениях укорял императора в медленности и беспечности о защите государства; самым настоятельным образом увещевал его спешить на помощь и выручку к Парижу, ключу Нейстрии и Бургундии: этот город, а с ним и Франция, теперь подвергаются опасности достаться норманнам. В другом письме к Святому Отцу он описывает всеобщий страх, наведенный норманнами на Францию, так что никто не отваживается выходить из ворот укрепленных мест. Папа, в ответе на это письмо, сожалеет об участи Фрипции и изъявляет глубокое сочувствие к бедствию страны. Таково было действие страха, внушаемого норманнами, что никакие междоусобия не возмущали спокойствия государства; партии стихли; взоры всех с тревожной боязнью обращались к развязке Парижской осады.

Норманнский стан оживлен был великой деятельностью: там строили две крытые телеги неслыханной крепости и величины, каждая с шестнадцатью колесами, и такая просторная, что в ней могло помещаться до 60 человек; сделали покровы из воловьих шкур, под которыми могли стоять от 4 до б человек; строили также другие осадные оружия; день и ночь постоянно работали новые стрелы и щиты или поправляли старые.

После таких приготовлений и отдыха на обеих стонах началась снова великая битва в конце января 886 года. Нападения норманнов были сильны и упорны: без непоколебимой твердости Эвдо, Гослина и Эбло и крайних усилий стражи и парижских граждан взята была бы твердая крепость, оплот безопасности города. С башни ничего не было видно внизу, кроме расписанных щитов, а наверху только тучи стрел и камней. Все ночи стояли норманны у подножия крепости и облегали ее: глубокие рвы наполняли трупами убитых пленников и зверей, виноградными ветвями, дерном, деревьями, землею и чем ни попало; составляли над головой у себя непроницаемую крышу из щитов, чтобы под их защитою работать и делать нападение; употребляли все силы, все искусство. Но непривычка и неумение обращаться с осадными орудиями делали бесплодными все их усилия против валов и стен. Неуклюжие телеги, вероятно, предназначенные для пробивания стен, встали на дороге, потому что лошади, их тащившие, возницы и даже сами изобретатели этих подвижных крепостей были перебиты стрелами и непрерывным каменным дождем с башен, а потому норманны не могли сделать ничего лучшего, как отвезти в леса эти неудобные орудия. Не успешнее действовали и их стенобитные машины: сначала неровная местность затрудняла их движение; потом осаждающие пробивали и портили эти орудия каменными пращами и обитыми железом бревнами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука