Также в числе многих драгоценностей, вырытых в Швец|ии, изредка попадались золотые перстни с привешенными к ним меньшей величины колечками, иногда они вложены одно в другое и имеют какое-то взаимное отношение по весу и величине: это так называемые
Пока еще не выбивали денег в стране или не было в обращении монеты известного чекана, до тех пор не знали другой меновой ценности, кроме товаров, к которым принадлежали также золото и серебро по весу. По этому мерилу монета всех стран в руках скандинавов имела одинаковую цену и была в одинаковом ходу во всякой торговле. Не менее важно также, что византийские или греческие монеты, несмотря на частые путешествия в Константинополь прежних скандинавов, попадаются сравнительно в гораздо меньшем числе между сделанными находками; весьма немного встречается монет, выбитых арабскими князьями в Африке, Сицилии и Испании, хотя эти страны отчасти посещались викингами,
Все эти обстоятельства, взятые вместе, поставляют вне всякого сомнения, что великое множество сканидских монет, нашедших себе путь из прикаспийских земель на север, занесены туда торговлей. Этим подтверждаются рассказы о цветущей в то время торговле города Бирки, или Сиггуны, куда съезжались на ярмарку корабли датчан, норманнов, славян, сембров и других славянских народов. Такая торговля была прибыточной для севера; количество вывоза его товаров, состоявших сначала в мехах, превышало количество ввоза в драгоценных тканях, жемчуге и других предметах восточной роскоши. Это с некоторым основанием можно утверждать по богатым остаткам в древнеарабских или куфических монетах, вырытых только в двух последних столетия: их можно считать свидетелями тогдашнего богатства в таких деньгах на севере, но едва ли они могли зайти туда в таком множестве иным путем, а не торговым.
У писателей глубокой древности нет недостатка в намеках на давнишнее существование некоторой меновой торговли между народами Черного и Балтийского морей и племенами на Ледовитом море. Иордан, римско-готский историк VI века, рассказывает, что дорогие меха, сапфирские кожи, отличавшиеся блестящим черным цветом, многие народы приходили от светанов в Скандии к римлянам.
Из Геродота (около 450 года до Р. X,), жившего за 1000 лет до Иордана, узнаем, что великие греческие торговые города на северном берегу Черного моря: Ольвия при устье Днепра, где ныне Херсон, Пантикапея на полуострове на азиатской стороне Киммерийского Боспора, Факирия и в самой северной оконечности Азовского моря Танаис — находились в торговых сношениях как с самыми далекими местами, так и с отдаленнейшим севером.
Караваны греческих и скифских купцов ходили из Ольвии через лесистую страну, Гилею, по берегу Азовского моря, к Танаису или Дону и по этой реке в астраханские степные страны, откуда путь принимал северное направление и шел по безлесным странам сарматов в поросшие лесами земли Будинов и гелонов (теперешние губернии России Саратовская, Пензенская, Симбирская и Казанская, еще поныне обильные густыми дубовыми лесами). На севере от страны будинов и гелонов лежала степь длиной в семь дней пути. Пройдя ее, караваны обращались к северо-востоку и приходили к великим народам-звероловам, тиссагетам и иркам, населявшим страны по рекам Каме, Колве и Печоре и землю, известную в древних русских летописях и памятниках под именем Пермии, или Великой Пермии и Югрии,[175]
а в северных сагах под названием Бьярмии. Здесь еще во времена Геродота, была собственно родина меховой торговли, как и во все средние века, отечество драгоценных пушных зверей, прекраснейших бобров, соболей и иных других. Там, где начинались родовые земли народов-звероловов, в стране будинов, находился большой и замечательный город, обитаемый гелонами и описанный Геродотом.[176] Чем были Булгар и Чердынь (Великая Пермь) для средневековой торговли в этих странах, тем же был в глубокой древности город гелонов для греческих поселений — главным складочным местом их меховой торговли с северными племенами.