Похороненный дневник

25 августа 1928 г.

Мистер Хойт все навязывает поручения, которые мне совсем не по сердцу. Сама знаю, что поступаю плохо, но как положить этому конец? Я днями напролет рыскала вокруг его вонючего хлева, пытаясь понять, откуда берутся все эти бутыли: воображала, что, может, смогу что-то случайно поломать, и тогда все кончится. Заработанные доллары того не стоят. Уж лучше я оттирала бы грязные горшки для миссис Хойт! Да только ничего не обнаружила, до самого сегодня.

Старик Хойт так мне прямо и сказал, что вся веселящая вода делается с помощью самогонного аппарата в индейской резервации. Он говорит, так выходит здорово дешевле, чем вся та бурда, которую тащат из-за границы. Завтра он погонит меня за новой партией. Отправляет прямо в лапы к дикарям!

— Вы не можете заставить меня туда поехать! — заверещала я. — Эти безбожники тут же скальп с меня снимут или того похуже. Господи боже! Что тогда скажет папенька?

Хойт со смеху аж прослезился.

— А с чего ты взяла, будто я ему обо всем доложу? Даже не подумаю! И сама тоже не расскажешь!

— Еще как расскажу! — завопила я во все горло в надежде, что кто-нибудь услышит. — Это все неправильно. И не по-христиански! Вы на верную смерть меня отсылаете. Не поеду, и все тут!

Тогда он влепил мне оплеуху.

— Валяй, вперед и с песней! Если посмеешь. Ступай, скажи своему папочке, что развозила самогон по всему городку ради нас с Большим Биллом. Ступай, скажи ему, что я платил тебе долларовыми бумажками, чтоб не брыкалась, и что сам я — вшивый бутлегер. Ты что же, думаешь, будто он хоть на миг поверит твоим россказням? Да мы уж много лет как в одну церковь ходим. Я все псалмы назубок знаю, черт их раздери!

С минуту я стояла, будто молнией ударенная. Как ловко он все рассчитал! Только я легко сдаваться не собиралась.

— А у меня и доказательство есть: доллары! — крикнула я.

— И что? Нищие девчушки вроде тебя горстями их могут грести. Хорошенькие с виду девочки, не слыхавшие про христианскую мораль. Смекаешь, о чем я?

Ничуть не бывало.

Тогда, чтобы помочь мне сообразить, он подошел и ухватил меня за задок своей большой, твердой ручищей.

— Твой папочка скорее решит, будто ты задирала на себе юбчонки, потчуя городских парней, что всегда при деньгах. Я во всей нашей округе уважаемый человек. А ты — всего лишь маленькая обманщица, проныра и деляга. Всякому это известно.

И мистер Хойт засмеялся своим горячим воздухом прямо мне в лицо. Я поскорее вырвалась и отбежала подальше, да только он был прав. Папенька никогда мне не доверял, ни единого денечка за всю мою злосчастную жизнь. Достаточно я наплела всякой чепухи, врала налево и направо про разные глупости, но дело даже не в этом. Они с маменькой еще давным-давно решили, будто я сразу уродилась с каким-то изъяном, будто гнилая изнутри. Папенька ни разу не смотрел на душечку Перл, как глядит на меня: будто он жутко разочарован. Считает меня никчемной интриганкой. В точности, как и старик Хойт.