Козленок сделал два неуверенных, ломких шага, прежде чем лечь: Джаспер увидел, что у малыша сломана задняя нога. Он смахнул с щеки слезу и рассмеялся, показывая Тимми свою руку на перевязи:
— Разве мы не пара, а?
Он снова обнял козленка, а после помог Тимми выбраться из амбара.
Почти час ушел на то, чтобы вывести во двор всех прочих животных. Джасперу пришлось изрядно попотеть, расшатывая и пиная перекошенные воротца, но в конце концов все они открылись. Мальчик насквозь взмок, но остался доволен этим своим достижением.
Коровы паслись на лугу рядом с амбаром, переступая через упавшие ветви так, будто это совершенно обычное дело. Тимми лежал под деревом, на котором не осталось ни листочка. Джаспер встал рядом с ним на колени и перевел дух. На голой ветке над их головами затянула песню пичуга, и Джаспер с удивлением задрал голову, поняв, что не слыхал еще ни единой птицы с самого начала грозы.
На дальнем краю двора протяжно замычала корова. Ее вымя отвисло, точно мешок с песком, и все остальные буренки тоже начинали жаловаться на судьбу. В ушах Джаспера раздалось теткино предупреждение: «Этих коров нужно скорее подоить, иначе у них разовьется воспаление».
Джаспер вернулся в перекошенный амбар и, выбросив из головы загадки доктора Уайтберда, собрал все веревки и ведра, какие сумел там отыскать. Птица так и распевала на ветке, когда он выставил табурет с ведром и принялся за дело, привязывая каждую корову по очереди и выдаивая досуха. Наполнил молоком два больших бидона и не забыл плеснуть немного в миску для Тимми.
Все это время со стороны шоссе не доносилось ни звука. Джаспер то и дело поглядывал в сторону подъездной дорожки, надеясь увидеть там тетю Вельму или дядю Лео — еле плетущихся, израненных, но живых. «Они все, наверное, сейчас в какой-то больнице, им накладывают гипс на сломанные кости». Размышляя об этом, Джаспер старался не вспоминать о девочке, неподвижно лежавшей рядом с ним в кузове пикапа. Он не представлял, что случилось с ней потом.
Покончив с дойкой, Джаспер побрел в опустевший амбар, чтобы провести учет уцелевшим вещам. Дядин ящик для инструментов опрокинут, содержимое на полу. Как сказал бы отец: «Хороший инструмент не достается задешево». Если амбар все-таки рухнет, дяде придется приложить немало сил, чтобы добраться до них.
Джаспер шлепнулся на пол и поставил тяжелый ящик вертикально. Верхний и центральный поддоны отлетели в сторону, металлическим дождем рассыпая отвертки с ключами.
— Черт! — прошипел Джаспер, зная, как взвился бы дядя при виде своих драгоценных блестящих штуковин, валяющихся в грязи. Но так даже лучше. Приподнять полный ящик одной лишь рукой он все равно не сумел бы. Придется выносить по частям. Он собрал поддоны и отнес к дереву, где в одиночестве дремал Тимми.
Бедняжка Тимми! Джаспер погладил козленка по голове, приговаривая:
— Все будет хорошо. Я о тебе позабочусь. Опекун из меня так себе, хотя… — он понимал, конечно, что любые слова служили козленку плохим утешением.
Перед тем как вернуться в амбар, Джаспер вновь окинул долгим взглядом безлюдную подъездную дорожку. Когда же он склонился над громоздким ящиком, соображая, где защелкивается крышка, его взгляд привлекло что-то на самом дне. Под дядиными трубкой и табаком лежала небольшая книжечка в кожаном переплете. Протянув руку, Джаспер поднял ее, не слишком доверяя глазам. И раскрыл на первой странице.
Внутри прилежным девичьим почерком было выведено имя:
Глава 48
Джаспер опустился с маминым дневником на грязный земляной пол скрипящего амбара, потрясенный тем, что пропавшая книжица все эти месяцы была под самым его носом. Неспокойная мамина жизнь заново распахнулась перед ним. То, как она не переносила ферму, как Хойт застиг ее в своем хлеву, как она правила повозкой вверх на холм по дороге, сулившей встречу с «Вратами веры». Джаспер колебался, стоит ли читать последние записи в дневнике, потому что боялся опять швырнуть книжицу куда подальше и потерять насовсем.
Он прижал дневник к груди, набираясь духу, и зашелестел страничками.