Похороненный среди царей

В Новгород Скопин-Шуйский приехал еще в феврале 1608 года, сразу после погибели царской рати под Болховым. Государь, уж не надеясь боле ни на русских воевод, ни на русское войско, смиря гордыню, велел племяннику сторговаться со шведами и привести в Москву шведских наемников. Переговоры с королевскими людьми вел шурин Скопина Федор Васильевич Головин. Но шведы помнили недавние царские грамоты и, прежде чем помогать, хотели, чтоб Московский царь испил полной чашей напиток бессилия и позора. Давно ли Корельский воевода князь Мосальский высокомерно выговаривал выборскому коменданту: "Хотите знать от меня, кто у нас царь и великий князь! Но государь ваш знает по нашей сказке, что у нас государь Василий Иванович всея Руси... И все ему служат, и розни... никакой нет. По милости Божией, и вперед не будет! А вы теперь, не ведомо каким воровским обычаем, пишите такие непригожие и злодейственные слова. А что пишете о помощи, и я даю вам знать, что великому государю нашему помощи никакой ни от кого не надобно, против всех своих недругов стоять может без вас, и просить помощи ни у кого не станет, кроме Бога".

Сам-то князь Скопин все еще надеялся на своих. Хотел собрать войско из новгородцев, псковичей, из многих иных северных городов, но вышло худо.

В те поры на русской земле Гора Лжи вспучилась до небес. Не только города, но и многие монастыри вознеслись на гнойнище, не ведая, что вознесение сие антихристово - Вора принимали и за Вора Бога молили. Каждый второй человек на Руси служил Неправде, ждал благополучия не от трудов, но от грабежа, насильства, от разорения соседа.

Попутал бес и псковского воеводу Петра Шереметева.

Крестьяне пришли просить защиты от тушинского воеводы Федора Плещеева, но Шереметев приказал им целовать крест Дмитрию - законному, прирожденному государю. И сам же, восхищаясь вероломством своим, послал карательный отряд грабить этих крестьян, брать их в плен за измену. Чего ради? А поднажиться.

1 сентября, опасаясь шведов, которые шли помогать Шуйскому, народ пустил во Псков тушинца Плещеева.

Через неделю бежали из Новгорода спасители России- Скопин, Татищев, Телепнев. Тайно, подло, бросив и само дело на произвол судьбы, и дружину свою, с одними только слугами. Героям выпал жалкий жребий мыкаться от города к городу. Искали надежного укрытия, а попадали с одной измены на другую. Сломя головы улепетывали от Иван-города, от Орешка, где воеводствовал Михаил Глебович Салтыков. У Салтыкова нос в хоботок вытянулся. Уж так мог унюхать переменные ветры, что самому себе ни в чем не верил, гнал из сердца даже малую приверженность, а за позывы совести наказывал свое чревоугодливое брюхо жестоким постом.

Пришлось беглецам пуститься прочь, все дальше и дальше от мятежей и недовольств, пока не очутились в устье Невы. Тут и разошлись пути Скопина и Татищева.

Татищев возвратился в Новгород раньше Михаилы Васильевича. Скопин обрел храбрость лишь с посольством к нему новгородского митрополита Исидора, который пресек измену в самом ее зародыше.

Юный князь явился в Новгород в минуту роковую. К новгородским пределам подступал тушинский воевода пан Кернозицкий, и не Михаила Скопин, а Михаила Татищев собрал отряд для сопротивления.

Уже стоя на утренней молитве, князь Михаил, размыкая в душе заколдованный круг, спросил себя: "Отчего же ты не вступился за Татищева, когда его в толпу потянули? Не Татищев ли сажал на престол твоего дядюшку, не Татищев ли добрый гений рода Шуйских? За себя испугался?" У совести все вопросы не в бровь, а в глаз, но в ответчиках Тихий Хранитель наш: "Каюсь. Ужасом был объят. Смалодушничал по молодости лет. Каюсь". И тут же выступили покоробленные Гордыня и Спесь: "А не сам ли Татищев обрек себя на смерть подлую? Совершивший злодейство злодейством умерщвлен. Зачем жгете. Господи, не молнию послал на грешника, но человеков? Так ведь и конца не будет..."

Горячо молился юный князь, смиряя греховное несмирение свое.

-Не отвратись, Господи, от меня ради глупости моей.

Бог был с ним. И войско шведское послал, и образумил многих русских людей, и дал победы. Ныне же одним только стоянием в Александровской Слободе он, князь Скопин, повергает врагов в бегство.

С молитвы Михаила Васильевич поехал обозрить строительство деревянной крепости, которой он обносил Слободу. Слобода была опоясана каменной стеною, но за двумя надежнее.