Похорони Меня Ложью (ЛП)

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но замираю, когда она внезапно перестает. Она вытаскивает несколько карт из колоды, переворачивая каждую, показывая картинки на них. Мои брови хмурятся, когда я смотрю вниз на карты, пытаясь понять, какой смысл за всем этим должен стоять. Она переводит взгляд на меня, и что-то в ее глазах заставляет меня остановиться. В них страх.

— Что? — спрашиваю я, быстро оглядываясь на карты.

— Духи говорят. Проводники предупреждают меня. Ты в опасности.

Скептицизм заставляет меня задуматься, но, несмотря на это, по моему телу пробегает холодок.

— Вы это поняли по картам? На них только картинки, — с сомнением бормочу я, рассматривая каждую.

Первая карта, взятая из ее колоды, — это человек, лежащий лицом вниз с мечами в спине, с десятью, если быть точной. На следующей карте у меня пересыхает в горле, когда я читаю единственное слово внизу под изображением скелета в доспехах верхом на лошади — Смерть. Следующая карта та, от которой у меня в животе вспыхивает паника. Изображение башни в огне и падающих людей. Под картинкой написано:

Башня. Следующая карта не нуждается в объяснении, поскольку я смотрю на иллюстрацию дьявола.

В частности, она берет две карты и поднимает их вверх, руки ее при этом дрожат. Я настороженно смотрю на каждую.

Одна из них карта с двумя обнимающимися людьми, называемыми Любовниками, а другая тот же жуткий образ дьявола, который читается, как Дьявола.

— Никому не доверяй. Враг ближе, чем ты думаешь.

Я быстро оглядываюсь, но вижу только сумасшедших. Люди, которые потенциально могут быть опасны, но не обязательно хотят причинить мне вред. Между нами проходит мгновение, и я хочу спросить ее еще. Я хочу, чтобы она сказала мне, что видит, словно она какая-то чертова гадалка, но я усмехаюсь, когда вновь перевожу взгляд на карты.

Это не реально.

Она здесь не просто так. Очевидно, она не самый лучший человек, которого я могу использовать для получения достоверной информации или совета. Я отмахиваюсь от нее, заставляя себя улыбнуться, благодарная, когда Стеф подходит и начинает увозить.

На этот раз во время осмотра я присутствую достаточно, чтобы помнить, что делает доктор, но мой разум все еще блуждает, образы карт постоянно мелькают за моими веками, как предупреждения. Я все еще крайне расстроена своим очевидным чтением таро. Я никогда не верила в подобные вещи. Имею в виду, что это были просто карты с картинками. Как много может знать старая леди? Несмотря на все мои разоблачительные теории, я не могу не чувствовать, что она знает. И почему я вдруг почувствовала необходимость прислушаться к ее предостережению?

Часть меня хотела бы, чтобы она рассказала мне больше, или у меня хватило бы мужества задавать вопросы, но я стряхиваю это, отказываясь питаться безумием.

Я неловко вздрагиваю, когда доктор заканчивает осмотр. Снять гипс гораздо более раздражает, чем можно было бы подумать. И когда он все-таки снимается, я морщусь от того, какой тощей выглядит моя нога. После того, как я полностью освобождена от гипса на одной ноге, доктор избавляется от прутьев, которые встроены в гипс на моей левой ноге для бедра. Он, кажется, думает, что я быстро восстанавливаюсь, и хотя гипс не снимут в течение некоторого времени, он не хотел, чтобы мое тело становилось зависимым от металлических прутьев для поддержки. В конце концов мне нужно начать растягиваться и пробовать ходить с ходунками, помогая мышцам укрепиться.

Мое кислое настроение только ухудшается, когда меня вкатывают в кабинет доктора Астер. Последнее, что я хочу делать, это проводить время с доктором после того дня, который у меня был. Она, кажется, не удивилась, увидев меня, хотя я и не думала, что она удивится. Вероятно, это была ее идея. Чтобы доктор снял мне гипс, думая, что это сделает меня счастливой и более открытой для разговора с ней.

— Маккензи. Вы хорошо выглядите, — говорит она, опуская очки на переносицу и глядя на меня поверх горы бумаг.

Наверное, все это заметки о чьей-то чужой жизни, которую она хочет разрушить.

Я хрюкаю на ее неубедительную попытку заставить меня ответить ей. Я все еще упорно отказываюсь давать ей какие-либо слова, которые она может использовать против меня. Воспользовавшись этой неудачной встречей в свою пользу, я заглядываю в календарь позади нее, и моя грудь сжимается, когда я читаю месяц и дату.

Четыре недели.

Я пробыла здесь четыре адские недели, но мне показалось, что это больше, чем вечность.

— Все еще молчите, я вижу? — замечает она. После нескольких минут молчания, она вздыхает, снимает очки и складывает руки перед собой. — Послушайте, Маккензи, у меня такое чувство, что мы все время начинаем не с той ноги. Мне жаль, если вы почувствовали, что я слишком сильно давила раньше. Я просто хочу... Я хочу понять. Эта ситуация с вашей сестрой ... У меня никогда не было таких пациентов. Я хочу помочь.

Я отвожу взгляд, чувствуя боль в глазах при упоминании Мэдисон.

— Вы не можете помочь.

— Почему не могу?

Мои нижние губы дрожат.

— Потому что она ушла.