Похороните меня, наконец

– А это, – он указал на торчащий словно ракета на старте, кривой как лещина зимой пенис, с конца которого сочилась красная пузырчатая жижа. Он наклонил ее лицом поближе, чтобы она рассмотрела каждую мерзопакостную детальку и, взяв член у основания, поводил им перед носом женщины словно гипнотизер, – у-у-у-у, ты боишься меня? Смотри, какой я страшный.

Он еще сильнее потряс пенисом, так что во все стороны полетела слизь. Женщина завизжала еще сильнее. Гадя ощерился, а потом заржал. Когда же подуспокоился, заговорщически объявил, прошептав на самое ухо:

– Не волнуйся, я с тобой сношаться не собираюсь, – отодвинувшись от нее – это, это так сказать аппетит возбудился, у природы свои причуды, знаете ли, мадам.

Он щелкнул пальцем по головке своего члена и, подпрыгнув, передернулся весь, как бы взбадриваясь: «Ух! Хорошо-о-о продирает!»

– Ну-с, не откладывая в долгий ящик… – начал он и закинул ее ноги себе на плечи. Он еще раз втянул в себя сочащиеся со всех сторон ароматы, наполнявшие помещение, и, подгоняемый своим необузданным аппетитом, погрузился в нежную мякоть женщины, с отвратительным чавканьем и хлюпаньем начал вгрызаться все глубже и глубже под агонизирующие вопли несчастной женщины.

Она висела полуживая, истекающая кровью, не в силах больше стонать. Гадя, понадкусывав самое сладенькое, удовлетворил свой аппетит. Ну и конечно чувство прекрасного, сыграв марш на ее маточных трубах, как смог с брызгами, фонтанами крови и фырканьем. По крайней мере на время он был удовлетворен.

– А что это здесь у нас? – плотоядно осматривая женщину, он вдруг остановился на ее судорожно сжатых пальцах, – мм-м, дамские пальчики. А я-то думал, чего мне не хватает для полного счастья?

И он ловким быстрым движением отломил ее палец, от чего женщина только слабо дернулась и застонала, и подставил тот на секунду под ручей крови, текущий у нее снизу. Затем с видом знатока-сомелье, закинув палец себе в рот, сочно захрустел.

– Божественная закусочка…

Он закидывал ее пальчики, и они разрывались во рту сочным хрустом соленого попкорна.

– Жалко, что их всего лишь двадцать, – грустно подумал он, обламывая последний, – мне кажется я мог бы хрустеть бесконечно, это какое-то зло! Невозможно остановиться… мда…это зло может только закончиться…

Гадя поразмышлял на счет того, чтобы высосать ее мозг через дырочку в черепе, но что-то ему не захотелось возиться… поэтому он понадкусывал оставшиеся деликатесные части тела, делая легкие вкусовые акценты за счет резких рвущих движений, чем окончательно отправил женщину к праотцам.

Удовлетворившись женщиной, он довольно плюхнулся в кресло, услужливо подставленное ему безмозглым зомби.

– Вот это я называю поесть киску, да остолоп? – и он дал смачную подзатыльщину тупому зомбаку, обслуживающему его.

Зомбак-официант было бросился, ковыляя естественно, убирать останки людей, но Гадя его остановил:

– Не, не надо, я еще… подожду… аппетит приходит во время еды, ну ты же знаешь, и он презрительно рассмеялся в глаза бестолковому зомбирушке, который, тупо поморгав глазюками, похромал прочь.

Гадя сидел и весь отдавался во власть блаженных ощущений, так сладостно накатывавших сразу после отменной трапезы. Он чувствовал, как его веки тяжелеют и, размышляя, а не соснуть ли ему часок-другой, уже забылся в очаровательно-отвратительном сне, который могут позволить себе только зомби.

Проснувшись, Гадя почувствовал необычайную легкость в желудке, которую решил немедленно восполнить. Тушки людей, лежащие на полу, хоть и выглядели привлекательно, но уже остыли и не возбуждали аппетит так как раньше. Поэтому Гадя щелкнул пальцами, и в мгновение ока, естественно тупого сонно-медленного буркала официанта, оный появился.

– Мне б десертику нае…нуть, уважаемый, – и Гадя добродушно, прямо как всякий отдохнувший человек, посмеялся над официантом, – принесите мне дитя, свеженькое-свеженькое, еще не оперившееся, в самом соку.

Рот Гади наполнился вожделенной слюной.

– Что же ты стоишь как пень, черт ты лысый!

– Нгдээ, – промычало тупогубое существо.

– Как закончились? – недоуменно вопросил Гадя, поперхнувшись обильными слюнями. – Что на всей планете?

– Ыы, нгэээ – продолжало мычать дурное создание.

– Ну вот, а еще говорили, что это самая лучшая забегаловка в галактике, мол тут самые сочные киски и самые юные мозги. Позор! Тоска! О жалкий жребий мой! Прочь, прочь с Земли! – в негодовании Гадя, брызжа слюной во се стороны, встал с уютного кресла, – сюда я больше не ездок!

Гадя наотмашь отвесил смачную оплеуху тормознутой скотине, так, что у того несколько зубов выскочило и со звоном покатились по полу.

– Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету… Корабль! Челнок мне!

Гадя уже было пошел к выходу из помещения, как вдруг ощутил на ногах какую-то тяжесть.

– Что за х…йня? – пролепетал он, оглядывая ноги.