Похороны ведьмы

– Черная, как ворон. – Дебрен не прикрыл глаза, но это все равно не помогло. Он видел ее как живую, втиснутую в мышиную серость старательно залатанного платьица. Эту, а не ту, что была на пристани у Пренда. Слишком маленькую по сравнению с выросшей, как дефольская репа, Лендой в трещащем по швам, обтягивающем бедра и груди так, что…

– Черная? – удивился монах. – Значит, вы не похожи. Ну, случается и среди родных братьев и сестер, даже и у самой честной матери. Хотя должен сказать, я уже сталкивался с семейными трагедиями, когда муж жену подозревал в самом ужасном, потому что она, рыжая, ему, блондину, черноволосых детей принесла. Через полгода после свадьбы, скажем. И что с того, что ее еще до свадьбы попробовал сам будущий муж? Что деды черные? Недоверие, коли уж раз в душу закралось… Вот поэтому так важно, чтобы девушка свой венок[7] до самой свадьбы поносила. Но вернемся к этому. – Он указал на серое платьице. – Видишь, чем она кончила? Минута слабости – и уже до конца жизни… А если бы кто-нибудь рассудительный ей стакан холодной воды подал, девичий пыл остудил…

Конюх, чувствуя, в чем дело, ожидал с ремнями упряжи в руке. Дебрен вздохнул и показал рукой, чтобы тот продолжал.

– Слушай, Зехений, здешние девушки… Ты в этом разбираешься… Так как они на эту стезю ступают? С городских-то лугов?

– По-всякому, надо признать. Кожаная Амма, к примеру, из армии. Здесь, на Востоке, множество баб рекрутируют. В основном во вспомогательные роты, но, как ни крути, армия есть армия. Возницей была на обозной телеге, а потом лошадь ее по колену лягнула, она захромала, ей чуть было ногу не отрезали… и… Эй, Дебрен, да тебе и верно солнце во вред! Как это платьице высматриваешь, весь серый стал. Давай-ка лучше в тенечке посидим.

Перешли в тень. Где-то на втором этаже хриплыми голосами перебранивались две немолодые потаскухи. В воротах третья, еще молоденькая и хорошенькая, крепко обнимала босоногого паренька с угрюмой прыщавой физиономией. Парнишка, все еще облепленный сеном из конюшни, то и дело указывал на стоящий посреди двора столб с большой, разделенной на четверти клепсидрой. Бордель был из недорогих, в комнатах клепсидр не держали.

– А эта, скажем, – Зехений указал кивком на шепчущуюся в воротах пару, – прачкой здесь работала. И, ничего не скажу, три лета выдержала. На второе случилось несчастье, потому что она в одного слесаря влюбилась, которого к Амме вызвали, чтобы он дверной замок наладил. Вроде бы удачно чувства свои вложила: в толкового специалиста, а не в одного из тех бездельников, что сюда грешить приползают. Но слесарь был не из Кольбанца, просто проезжал мимо, а после того, как однажды приехал и уехал, то больше и не возвращался, и не писал, хоть оба друг к дружке тянулись. Она год письма ждала, по ночам ревела. Даже специально читать выучилась. Ну а потом взяла, да так сорвалась, после заглушаемого-то желания, что сразу и болезнь маримальскую подхватила, и забеременела. Теперь сам видишь, ее любой негодяй поиметь может.

– По ночам плакала? Откуда ты знаешь?

– Потому что после случившегося изучал это дело. Понимаешь, меня немного обеспокоило, что все так кончилось, хоть я и проявил предусмотрительность и прописал несчастной по два стакана воды принимать ежедневно. Но оказалось, что она сама виновата. Потому что половину освященной воды со слезами пополам выпивала, а другая половина в мойню с потом ушла. Вот тебе еще одно доказательство тому, что избыточная забота о телесной чистоте и красоте душу пачкает и ко греху ведет. Добром тебе советую, Дебрен, если когда-нибудь решишь жениться, не бери такую, от которой слишком-то уж мылом и мятой несет.

– Мятой? – слабым голосом переспросил Дебрен.

– Я знаю, что ты скажешь, мол, это дьявольское зелье охлаждает дыхание, а значит, наверняка и кровь слишком горячую хладит, а от этого одна только польза. Так вот – нет. Я тщательно исследовал проблему, ибо тоже надеялся, что если такое растение с дешевой водой соединить, то получится чудесное лекарство против распущенности. Ан ничего не получилось. Единственное чудотворное лекарство – молитва. А мята – о чем, надеюсь, ты по собственному опыту не знаешь – есть любимый напиток падших женщин. Проституток, развратных девок и жен, которые, в горшке помешивая, ни о чем другом не помышляют, как только о том, чтобы вечером им муж поболтал в… О, видишь? – Он осекся, указывая на ворота. Потерявший терпение парнишка оттолкнул девчонку так, что та покачнулась, и ушел по мощенной булыжником улочке, охлаждая босые ноги в канаве. – Такой ведь мерзавец, а ею помыкает. И все из-за того, что она денария на лишний стакан воды пожалела.

Девушка, бледная, с обведенными черными кругами глазами, потемневшими еще больше, поплелась через двор.

– Денарий? Так ты воду-то.. продаешь?

– По себестоимости. То есть практически раздаю бесплатно.