Похороны ведьмы

– Прошло много лет, но в конце концов я получил приговор суда. Не помните? – По растерянному взгляду женщины было прекрасно видно, что она не помнит. – Синий гранит, три локтя на два с половиной, на семь. Из того ущелья, за озером.

– Из Растреска? – Ее мысли несколько мгновений были далеко отсюда. И, пожалуй, в очень далеком времени. Дебрен видывал подобный туман, застилающий глаза стариков, вспоминающих годы юности. Только у них туман излучал хоть и тоскливый, но спокойный свет. Ее глаза помрачнели.

– Тогда его так никто не называл. Ну, разве что между собой. Но при клиентах никогда… Отец ни за что бы… Он был осторожен: уходя утром на работу, обязательно осматривал черенок молота, не треснутый ли. А тут камень для важного памятника, мало того что большой, так еще дорогой, как…

– Ты… это был твой?.. – Она, кажется, побледнела.

– Да, был. Был. Пока вы его со своим папашей не споили и не убедили беднягу, что блок в идеальном порядке, трижды обстуканный и один раз магией просвеченный. Погруженный известной девицей Курделией, которая одна на своих плечах полкаменоломни держит, у старого папочки тяготы с горба снимает и гордо тянет воз семейных традиций. – Вильбанд сплюнул под колесо тележки. – В те времена ее хорошо знали. Первая ведьма, распоряжающаяся каменоломней. Герой-девка соревновалась с подъемником и двенадцать человек обслуги победила, хоть у нее под конец состязания кровь из носа пошла. О вас в Кольбанце слухи ходили. Некоторые и не очень ладные, но мой отец, возможно, потому, что у самого дочери не было, всегда вас защищал. "Работящая девушка, – поговаривал, – а то, что малость строго к рабочим относится, так оно и хорошо. Потому что мягкую бы они не уважали, а в каменоломне неуважение к человеку запросто позволяет переложить на его плечи вину за чью-нибудь смерть или увечье. Ну и родителям помогает, а это первая обязанность ребенка". – Вильбанд ненадолго замолчал. Дебрен заметил, что оба стараются избегать друг друга взглядом. – Вы будете смеяться, но когда я слушал этот треп… Парни над вами посмеивались, мол, такая кроха, да и надо мной, что я, дескать, молот с трудом подымаю… по правде-то говоря, я тогда худющий был, слабый… Но у вас сила была, вы колдовали, а я… Медленно работал, верно, медленно, но если уж что-то изготовлю, то старые мастера сходились, чтобы поглядеть. Ну и так как-то… ну, я думал. О вас. Что мы вроде бы немного похожи. И что хорошо было бы познакомиться с ведьмой, которая камни одной мыслью подымает. Я тогда чуть было с отцом за тем гранитом не поехал. Но храбрости не хватило.

Она пыталась что-то сказать, но не нашла слов.

– Мы даже еще выдалбливать не начали, – продолжал Вильбанд. – Только еще блок передвигали… Ну, отца на месте, только крикнуть успел, а мне обе ноги… Мать меня год отхаживала. Когда я первый раз на улицу выезжал, – он со странной усмешкой погладил тележку, – сказала, что она мной гордится. А когда вернулся, она уже не дышала. Сердце боли не вынесло.

Было тихо, поэтому шаги услышали все. Из темноты ворот появилась неуверенно ступающая фигура в рясе, не обращая внимания на присутствующих, подошла к бочке, наклонилась и пустила на голову струю воды.

– Брат Зехений, – представил его Дебрен, когда первая капля жидких денариев впиталась в щели между камнями двора. – По прозвищу Бочоночек.

Курделия лишь мельком глянула на пришедшего и тут же вновь повернулась к Вильбанду.

– В каком месте треснул блок? – тихо спросила она. Серое лицо, несмотря на промытые водой просветы, как никогда раньше казалось каменной маской. – Ты помнишь?

– На широком конце, снизу.

– Он был похож на клепсидру. – Она тоже хорошо владела голосом. – Они перетаскивали его горизонтально, поэтому и напряжение скопились именно там… Ты уверен, что не в середине?

– Если бы он треснул посередке, – криво усмехнулся Вильбанд, – то у меня были бы ноги, а святой Секаторик не дождался бы памятника. А вы видели, стоит он себе над виноградниками, гордо поглядывает на Кольбанц, благословляет. Размером получился поменьше, чем хотелось, но эффектнее. С тех пор цена кольбанского красного возросла на одну треть, а сухого – даже на пять двенадцатых.

– Кто-то тут болтает о винах? – забулькал из-за бочки Зехений. – Кто там с вами?.. Человек?

– Графиня фонт Допшпик. -Дебрен подвинулся, приоткрывая прижавшуюся к скале фигурку.

– Э? – Монах прищурился, частично из-за льющейся на глаза воды. – Это что ж, некромантией занимаешься? Камень не камень, когда-то в общих чертах человеком была, а использование человеческих останков для совершения действий, близких к жизненным, грех тяжкий и…

– Ты уверен? – Курделия не обратила на него никакого внимания, сверля глазами лицо Вильбанда.

Камнерез молча положил документ на ее прикрытые курточкой ноги.