Похоть

Хрустальный бокал для шампанского, который Кром держал в руке, хрустнул и разлетелся на миллионы мелких осколков. Они блестели, как алмазы, на черном мраморном полу.

— Я убью своего брата! — вскипел Кром.

— У нас нет другого выхода — нужно вызволять их.

— Нет, нам стоит повременить. Нельзя торопиться, к тому же мы еще не знаем, насколько точно они поняли суть проклятия. Кроме того, нужно считаться с королевой. Если мы соберемся навести порядок во владениях неблагих, она наверняка что-то заподозрит. Мать считает меня никчемным дилетантом. Мне бы хотелось поддерживать эту видимость как можно дольше.

— Вы, разумеется, не предлагаете сидеть сложа руки? Ваше высочество, неблагие принцы бессовестны и порочны. Они обесчестят наших добродетельных суженых. Тогда эти девушки уже не смогут пригодиться ни нам, ни нашему двору.

— Я хорошо знаком с темными феями, Араун! — прорычал Кром. Боже, кипевшая в нем темная кровь уже вовсю пыталась одолеть светлую сторону! — Все, что нам нужно, — это найти иной выход.

И в этот самый момент, как по заказу, в поле зрения Крома появилась фигура, заставившая его подумать о новом, весьма успешном плане. Мэри, самая старшая из дочерей Леннокса, мелькнула совсем рядом, и Кром принялся с интересом наблюдать, как она общается со своими воздыхателями. Эта Мэри флиртовала, как самая опытная распутница! Понаблюдав за ней еще немного, Кром понял, что ему нужно делать.

— Поговори с их матерью. Выясни, какие планы были у ее мужа на этот вечер. А я возьму в оборот Мэри и придумаю какой-нибудь план, который поможет гарантировать наши браки.

Араун искоса посмотрел на Крома.

— А разумно ли это, ваше высочество? Самой старшей из них нельзя доверять.

— «В любви и на войне все средства хороши». Разве пословица не права, Араун?

— Разумеется, права.

— Тогда я объявляю войну.

Перешагивая через осколки бокала, Кром направился к Мэри, которая смеялась в компании молодых мужчин, жадно ловивших каждое ее слово.

— Добрый вечер, — тихо произнес Кром у самого уха Мэри.

Светская красавица подняла на него взгляд, и у нее тут же перехватило дыхание, Кром ясно ощутил ее страстное желание, наполнившее благоуханием воздух. «Превосходно», — подумал светлый мужчина-фея. Она была именно тем, что ему требовалось.

Пруденс впилась гневным взглядом в чудовище, сидевшее подобно королю за столом, заставленным таким количеством пищи, что девушка подумала, будто ненароком перенеслась во времена правления Генриха VIII. Деревянный стол на козлах ломился под тяжестью серебряных тарелок, заваленных говяжьей и оленьей вырезкой, а заодно и блюда, на котором возлежал жареный молочный поросенок с яблоком во рту. Вазы на ножках, доверху наполненные фруктами, перемежались тарелками с мясным ассорти. Высокие кружки с элем и золотые кубки с вином то и дело обильно наполнялись, а пышногрудые женщины бесшумно порхали над столом, прислуживая прожорливому хозяину и сверкая возмутительной глубиной своих декольте.

Мужчина, завладевший всеобщим вниманием, был просто громадным. Этакая необъятная неподвижная глыба с широченными плечами и толстыми руками. Даже его кисти казались огромными, заметила Пруденс, когда он поднес свой золотой кубок ко рту. Но пальцы великана были не большими и грубыми, как у чернорабочего, а длинными, заостренными. Изящными. Совершенно неподходящими человеку столь внушительных роста и комплекции.

Этот исполин напоминал Пруденс древнего захватчика, огромного и неуклюжего варвара, покоряющего врагов с помощью грубой силы. Он действительно мог казаться сущим чудовищем, диким животным, если бы не копна черных вьющихся волос, которые спадали ему на глаза. Удивительно, но подобными волосами могли бы щеголять задумчивые романтичные поэты! Эти пряди казались такими чувственными и страстными… Ни у одного варвара не было таких волос. А эти губы! Пруденс никогда прежде не видела столь чувственного рта. Губы великана были пухлыми, но в то же время мужественными. Окладистая черная борода, которая смотрелась бы вульгарно на любом другом мужчине, только придавала ему привлекательности.

Боже праведный, он был похотливым, порочным чудовищем!

— Да, полюбуйтесь на меня хорошенько, — тихо произнесло это странное существо мелодичным и сладким, как взбитые с вином и сахаром сливки, голосом. И его губы растянулись в сластолюбивой, порочной — и очень довольной — усмешке.

Пру почувствовала, как лицо залилось краской в ответ на неприличный намек варвара.

— Смею вас заверить, я не понимаю, что вы имеете в виду, — язвительно ответила она.

Великан улыбнулся и осушил свой кубок. Голова обжоры при этом запрокинулась, выставив толстые жилы на его горле, и Пру увидела, как он жадно, одним глотком, закинул в себя все содержимое кубка. Никогда еще ей не доводилось видеть столь же грубого зрелища. И никогда прежде она не была настолько поглощена наблюдением за работой мужского горла и движением кадыка.