Похожая на человека и удивительная

Мы вошли со Славой в небольшое кафе. Меня, как я поняла, пропустили со Славой. Я оглядела помещение. Кафе как кафе. Если не считать того, что везде понатыканы видеокамеры и нереально чисто, и никого вообще нет, кроме двух мужчин средних лет, в строгих костюмах, вполголоса беседующих о чем-то с крайне озабоченным выражением на лицах.

– А где допущенные лица? – Я быстро выпила стакан ледяного сока, который нам тут же принес официант с непроницаемым взглядом – неровен час и официанты тут в погонах, раз все так сурово.

– Тебе не интересно, правда? – Слава пытался шутить, но у него это плохо получалось. – Никого не сфотографируешь. А здесь, кстати, даже и не думай фотографировать, отнимут камеру сразу, причем навсегда. Зато здесь любой, кто придет, может чувствовать себя в безопасности, как в бронированном автомобиле.

– А зачем мы сюда пришли, Слав? Ты…

Ну да, конечно. Я перевела на язык слов – не чувств, не ощущений – то, что переживал сейчас Слава. А переживал он самый обычный, банальный и очень сильный страх. Слава боялся меня, он не понимал, что происходит. Может, налет на квартиру – только первый звоночек. В политике ведь все так серьезно… Он и так сделал смелый шаг – решил встретиться со мной, подозревая, что я имею какое-то отношение к ограблению его квартиры, только по какой-то причине сдала налетчиков.

– Награбленное не поделили, – объяснила я Славе. – Осторожно…

Слава поперхнулся своим зеленым чаем, несмотря на мое предупреждение. Бедный чемпион. Или я сейчас разговариваю не с чемпионом? Все-таки с трусливым политиком? А бывают разве другие? Да, бывают, конечно, но долго не живут.

Я увидела на телефоне высветившееся слово: «Мама». Ничего себе. Мама мне звонит раз в полгода. А тут уже второй звонок за месяц, кажется.

– Да, мам.

– Лика-а-а…

Я услышала мамино рыдание. Не совру, если скажу, что на моей памяти мама плакала два раза – когда умерла бабушка, и еще когда я однажды сказала, что Валерик – тупой идиот безо всякой надежды на успех, недоучка, лентяй и в этой связи полный неудачник. Почему-то мои слова тогда поразили маму в самое сердце, возможно, я просто сказала то, о чем мама даже боялась подумать.

О чем же плачет моя мама сейчас? Я как-то сразу поняла, что ничего трагического не произошло, что все живы, никто не отрезал себе ненароком конечности и не сшиб человека насмерть. Тем более, что кроме меня в нашей семье водит только Валерик, у которого машина с прошлого года стоит со снятым аккумулятором и тремя колесами.

– Мам, успокойся, что случилось?

– А ты не знаешь? – Мама тяжело дышала, набирая дыхания для того, чтобы зарыдать еще сильнее.

– Нет.

Слава выразительно посмотрел на меня – может, он думал, что я, как некоторые дочери, разговариваю со своей мамой по три раза на дню, обсуждаю рецепт утиного паштета с яйцом и вчерашнюю серию полицейского детектива.

Я прошептала ему: «Извини, два слова с мамой нужно сказать, она плачет». Слава кивнул. Я пыталась вслушаться в мамины неумелые всхлипы – красиво плакать женщины учатся годами, сквозь слезы говорить то самое важное, что мужчина должен услышать именно в такой момент, но это не про мою маму, ее мужчин слезами не возьмешь, сами поплакать мастера. Из того, что говорила мама, я толком понять ничего не могла. И вдруг, на секунду выключив в своей голове громкий звук маминых переживаний, я поняла. Отчим. Да нет! Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Неужели он, тихий, покорный, забитый, зависимый до самой последней своей клеточки, решился на такой шаг?

– Ушел Петр Евгеньевич, понимаешь, дочка?! По-настоящему ушел! Все газетные вырезки свои в коричневой папке даже взял! Помнишь его папку? Она стухла уже вся, а он ее взял! Зачем это ему, интересно, показывать своей молодой шлюшке, что ли? Какой был радиоактивный фон в районе щукинской поймы в 1970 году? – Мама горько засмеялась.

А я порадовалась – раз мама так красочно объясняется, членораздельно выговаривает сложные слова, даже шутит – не я, моя мама! – страшного с ней ничего не произойдет.

– Мам, а кто тебе сказал, что она молодая?

– А ты знаешь, сколько ей лет? Ты знаешь? Знаешь! Знаешь и молчишь! Всегда так! Я ведь тебя еще тогда спросила, кто у него. И ты все поняла! Я по твоим глазам видела, что ты поняла! Ты поэтому и убежала, чтобы мне навредить, как обычно, чтобы ничего мне не говорить!

– Мам, кто из нас экстрасенс? – Я взглянула на Славу, но он никак не отреагировал на мои слова. Ну и хорошо, раньше времени не испугается.

– Шутишь, балаболка! На радио своем шути, мать позорь! Экстрасенс она, видишь ли! Да я такой же экстрасенс, как и ты, чтоб ты знала! Я все давно почувствовала, я даже видела ее во сне, тварь эту, переманившую Петрусю!

– И где же они познакомились, раз ты все знаешь? – Я постаралась спросить это спокойно, хотя мамин воинственный тон и традиционная манера перевести все военные действия, всю артиллерию и удары с воздуха на меня ничего хорошего ни мне, ни нашему разговору не предвещали.