Похожая на человека и удивительная

Глава 27

…Господи, как же я устала от этого неожиданного подарка – странной, нечеловеческой или надчеловеческой способности влезать в чужую душу, в чужие кишки. Я не могу больше ежесекундно видеть, слышать чужую боль. Мне стало больно жить, я не могу просто радоваться солнцу, теплому ветру, пению птиц, я постоянно чувствую рядом чье-то страдание. За что мне это? Я не жила лучше других, чтобы быть выделенной, отмеченной этим даром, крайне обременительным, между прочим.

Вот зачем мне Верочка с ее бессмысленной и неразделенной любовью? У меня у самой достаточно было неудачной любви в молодости, а сейчас и вовсе никакой нет.

Зачем мне грустные мысли бывшего космонавта? Его попытки сделать что-то не сделанное за пятьдесят лет – за сорок девять…

Зачем страхи малыша, которого не любят и бросают влюбленные в жизнь, другую жизнь, родители, жизнь, в которой нет темной лестницы, подвала, страшного соседа и одиночества маленького человека?

Зачем мне тягостные мысли моего начальника о старости, вот-вот собирающейся навалиться всей своей душной тяжестью и раздавить, прижать к земле, сровнять с ней хорошего в общем-то человека, так и не успевшего в суете своей службы спокойно оглянуться и понять, понять хоть что-то об этой жизни?

Зачем мне, в конце концов, унижающие меня мысли человека, которого я когда-то любила и который не любил меня ни тогда, ни сейчас? Зачем мне его неприязнь, обретающая физическую силу в моем теле, сковывающая, парализующая меня, долго не отпускающая после встречи с ним? Зачем мне Сутягин и его неизлечимая болезнь, которую я почувствовала первой и с которой, увы, ничего поделать не могу? Я ведь не лечу, я только чувствую эту чужую боль.

Я устала, я хочу просто жить, не думая ни о ком в особенности. Я хочу с удовольствием завтракать, радоваться, глядя на сверкающие бока своей новой машины, и гонять на ней на предельно допустимой скорости, не слыша при этом обрывки чужих охов, стоя в нетерпении у светофора. Я хочу подсмеиваться вместе с Генкой над наивным радиослушателем, стремящимся прозвучать любой ценой в эфире, хочу получать удовольствие от собственного остроумия и способности вести блестящий интеллектуальный диалог, а не страдать вместе с ним, с подлецом Генкой, да еще и за компанию с каждым позвонившим нам человеком.

Что мне сделать, чтобы избавиться от этой неожиданно свалившейся на меня способности? Еще раз попасть в аварию и снова посмотреть на землю откуда-то снизу и сбоку, как я смотрела тем холодным весенним утром из окна своей перевернувшейся машины?

Наверно, я знаю место, где избавляют от душевных невзгод. Не всех и не всегда… Но попытаться надо. Я взяла старую фотографию своей бедной прапрабабки, изведенной соседями зазря, спросила ее, зачем ей был ее дар и хорошо ли ей было с ним. Бабушка Вера смотрела на меня с фото кротко и сочувственно, но ничего мне не ответила. Я не услышала ни дуновения эфира, ни тихого шепота у себя в голове, никакой мысли, чужой, непохожей на мои обычные, быстрые и понятные мне. Как тебе было с твоим даром, бабуля? Тяжело и одиноко? Ты помогала людям, как умела? Только не смогла помочь себе в самый последний момент…